– Едва. Я встретился с ней за три месяца до этого – тоже в памятный вечер, в тот самый, когда мы с Шарлем бросили вас в клубе…
– Я это тоже помню. Так, значит, в тот вечер ты познакомился с этой девушкой?
– «Познакомился» не то слово. Мы и десяти слов друг другу не сказали.
– Любовь с первого взгляда, значит?
– Нет. По-настоящему нет.
– Но если тебе пришло в голову найти ее спустя три месяца, значит…
– Она мне понравилась, это верно. Но дело в том, что мне надо было как-то забыться.
– Да, я понимаю.
– А почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Меня это интересует. Я плохо представляю, что у тебя может быть… Одним словом, выходит, что знаешь плохо даже тех людей, с которыми живешь, даже самых близких.
– Это, собственно говоря, общее место.
– Я должна тебе сказать, Жиль… Мне немного неловко, но… Одним словом, я была в курсе дела.
– Ах вон что? Чего же ты тогда меня расспрашиваешь?
– Чтобы выяснить, скажешь ли ты мне правду. Заметь, однако, я не сомневалась, что ты скажешь. Потому что я все же тебя немного знаю.
– А откуда это тебе известно?
– Тебе это покажется очень гадким… – Она на секунду умолкает. – Не догадываешься?
Жиль смотрит на нее вопросительно. Лицо его выражает искреннее недоумение.
– Не догадываешься… Господи, придется тебе сказать. Конечно, когда ты перестал ночевать дома, а это случалось раз пять или шесть, надо было быть идиоткой, чтобы ничего не заподозрить. Но я хотела знать наверняка и организовала за тобой слежку.
– Не может быть! Наняла частного сыщика?
Она кивает головой.
– Послушай, не осуждай меня, пока не выслушаешь до конца. Прежде всего я должна сказать, что обратилась к детективу по совету Арианы.
– Что за странная идея…
– Не такая уж странная. К этому часто прибегают при разводах, если одна из сторон хочет иметь некоторые преимущества. Когда можно предъявить доказательства, что…
– Ясно. Таким образом, я оказывался виноватым? Но ведь показания частного сыщика не принимаются во внимание.
– Принимаются, если сыщик дает их под присягой.
– Ты все предвидела…
– Не я, Ариана.
– Она, видно, поклялась меня погубить.
Вероника улыбается.
– Она была разочарована, потому что, в конце концов, я отказалась от этих доказательств. Это было слишком мерзко. Я бы себе этого не простила.
– Такие чувства делают тебе честь…
– О нет…
– Поверь, делают. Во всяком случае, спасибо тебе.
– Я уничтожила снимки и даже негативы, у меня больше ничего нет.
– Как, он делал фотографии?
– Конечно. Но не волнуйся: только на улице.
– Это просто невероятно. Подумать только, что кто-то ходил за мной по улицам, выслеживал, подглядывал, фотографировал. Меня прямо дрожь пробирает. А я ничего не подозревал…
Она подносит руку в перчатке ко рту, словно желая подавить смешок.
– Представь себе, именно это и значит следить. А ты к тому же так рассеян, дорогой…
Он подымает глаза, глядит на нее с удивлением. Она сказала это слово машинально. Она улыбается.
– Видишь, Жиль, есть привычки, с которыми так быстро не расстанешься.
– Тем лучше. Скажи, хочешь, я приготовлю чай?
– Спасибо, с удовольствием, только я сама его приготовлю.
– Нет, не беспокойся.
Она все же пошла с ним. Прислонившись к двери, она задумчиво смотрела, как он возится на кухне. Через открытое окно виднеется рыжая листва, клочок неба, статуя в глубине аллеи.
– Мне жаль этой маленькой кухни, – говорит она. – Надо сказать, нам крупно повезло с этим окном, выходящим в сад миллионера.
– Зато теперь у тебя будет кухня миллионера… Прости, Вероника, я не хотел этого сказать.
– Неважно. К тому же, знаешь, Алекс не крупный миллионер, не такой, как этот господин напротив… Как умело и красиво ты собираешь чайный поднос… Ты, по-моему, сделал успехи.
– Вот попробуй, какой чай.
– Признаю, я никогда не умела заваривать чай. Не получалось.
– Я научился. Готовлюсь к холостяцкой жизни.
– Ну что ты! Я надеюсь, ты женишься.
– Я в этом совсем не уверен.
Вероника и Жиль с подносом в руках возвращаются в гостиную. Он наливает ей чай.
– Все равно, – говорит он. – Фотографии… Мне бы в голову такое не пришло.
– Да, я знаю. Ты не способен на дурной поступок.
– О, я за себя не поручился бы!
– Нет, не способен. Ты лучше меня. Я никогда в этом не сомневалась, с самого начала.
Он усмехнулся в смущении.
– Давай не будем соревноваться в вежливости… Тебе с сахаром? Черт, я забыл на кухне сахарные щипцы.
– Не ходи. Спасибо. Молока совсем капельку.
Он снова садится и отпивает глоток чаю.
– Вы уже назначили день вашей свадьбы? – спрашивает он, не поднимая глаз.
– Нет еще. Спешить некуда. Мы выждем не меньше шести месяцев после развода.
– Он добр к тебе?
– Алекс? Да, очень. Он милый. Пока у нас все хорошо.
– Почему ты говоришь «пока»? Надо верить, что это надолго.
Вероника чуть печально усмехнулась.
– Лучше не питать особых иллюзий…
– Но раз вы женитесь, значит, вы уверены, что…
– В принципе да. Но можно ли в наше время быть в чем-то твердо уверенным? Я предпочитаю жить настоящим.
Молчание.
– Меня беспокоит, как Мари будет проводить у вас эти два месяца. Дети так чувствительны к переменам обстановки, атмосферы, окружению… Она будет думать, кем ей приходится этот господин.
– Мы думали об этом. Скажем ей, что это ее дядя.
– Да. Но Мари очень тонкая девочка. Долго ее не удастся обманывать.
– Что поделаешь. С этим придется примириться. В наш век от детей мало что можно скрыть. Их не уберечь от… впрочем, теперь они развиваются скорее, чем прежде. И, может быть, они менее ранимы.
– Мари очень развита для своих лет, но думаю, что она не менее ранима, чем я в детстве.
– Она на тебя похожа, это правда.
– Ты думаешь, он будет к ней хорошо относиться?
– Алекс? Да, уверена.
– Но ты говорила, что он не очень любит детей.
