А.Д. иногда уходил, чтобы закончить составление какого-то документа и принес памятную медаль- монету с изображение английской королевы (портрет политического лидера). В связи с войной между Ираном и Ираком Елена Георгиевна рассказывала о времени, проведенном в Ираке (в 60-м году работала там в составе бригады советских врачей, делали населению прививки от оспы: солдаты приводили на прививочный пункт прячущихся местных жителей); об остатках каннибализма (на приеме в посольстве сидела за столом с вождем какого-то племени, рассуждавшим о том, кто годится в пищу, а кто нет); о том, как ей пришлось оказывать первую помощь руководителю Ирака Касему (его ранили во время покушения и машина с ним буквально ворвалась на территорию госпиталя, в котором работали советские врачи). А.Д. вспоминал, как во время суда в Ногинске над Кронидом Любарским дружинники кричали правозащитникам: 'Стрелять не велено, но машиной сбить можем'.
Говорили об Андрее Тарковском, о кино, о высказываниях Солженицына по поводу современной советской литературы. 'Пушкинский дом' Андрея Битова очень понравился Елене Георгиевне и — местами — А.Д. В общем, был прекрасный семейный вечер. Правда, Елена Георгиевна по временам погружалась в собственные мысли, но потом опять возвращалась к общему разговору. Сказала вдруг, что ввод наших войск в Афганистан не ляп, не промах внешней политики, а сознательный расчет. Стала обосновывать это общим ужесточением режима. В воздухе витал вопрос: если это так, то почему на свободе А.Д., только что осудивший вторжение в Афганистан? Никто этого вопроса не задал, а задал бы — так не задержался бы и с ответом: на следующий день машину с едущим на семинар Сахаровым остановили, пассажира доставили к заместителю Генпрокурора, а потом спецрейсом — в Горький…
…30 декабря 1976 года — елка для детей на даче у Сахаровых, в Жуковке. Елка не срубленная, а живая — растет во дворе рядом с домом, так что удалось подвести к ней гирлянду. Шестеро малышей в возрасте до пяти лет — сын Юры Федорова, дети Тани и Ефрема, дети Арины и Алика Гинзбургов и наша дочь. Меня наряжают Дедом Морозом (вывороченный тулуп, мохнатая шапка вместо бороды). После ритуальных хороводов и призывов к елочке зажечься — чтение стихов, раздача подарков, бенгальские огни. Потом на дороге перед домом дожидаемся машину, в которой детей повезут в Москву (большая часть взрослых поедет на электричке). Чтобы не замерзнуть, бегаем с детьми наперегонки: я — на одной ноге, а они должны не отстать. Я прыгаю, как бывший легкоатлет: в прыжке протаскиваешь под собой ногу и выбрасываешь ее вперед, чтобы встретить землю «активно», атакующей стопой. Движение ноги при этом резко отличается от обычного. А.Д. тоже пытается так прыгать, старается правильно повторить движения. Ничего не получается…
…Май 1987 года — мы с приятелем приехали в Горький упаковывать вещи для перевозки в Москву.
Я-то, когда слал в Горький книжки и журналы для прочтения, воображал, что вот они там сидят совсем одинокие и скучают, потому что контактов никаких и заняться нечем; что стоит у них на полке штук тридцать читаных-перечитаных книжек (включая подаренную друзьями на 60-летие А.Д. двадцатитомную 'Историю государства российского' Карамзина — профессионально выполненную ксерокопию приложения к «Ниве» за 1903 год). И что поэтому надо товарищей как-то развлекать.
А столкнулся в Горьком с тем, что Сахаровы были буквально погребены под огромным количеством всевозможной печатной продукции. На полках (частично — и самодельных) — комплекты журналов, книги, несколько собраний сочинений и несметное количество физической литературы: 'Physical Review D.', 'Physical Review Letters', 'Успехи физических наук', монографии и присланные со всего света препринты. Мы два дня работали не покладая рук и упаковали больше сорока ящиков. Руководила Елена Георгиевна, А.Д. работал за столом, изредка отрываясь на еду или чтобы сказать, что куда пойдет: в ФИАН или домой.
Вечером ужинали и смотрели по телевизору веселый КВН. После этого я еще посидел с физическими журналами и перед сном пошел в ванную комнату отмыть руки. Все, кроме А.Д., уже легли, он тоже укладывался. Вдруг рядом с ванной раздался его голос: 'Леня, я сейчас тебе что-то покажу. Не пугайся, я выключу свет'. В приоткрытую дверь ванной просунулась голая рука с какой-то коробочкой на ладони, потом свет потух и коробочка обернулась красиво светящимся в темноте предметом — я не сразу сообразил: то ли глаз, то ли паук какой-то? Или это и есть скарабей? Оказалось — светящиеся часы. Очень удобно — положил рядом с постелью и всегда будешь знать время. Красивая вещь. Вот А.Д. и хотелось поделиться — смотри, как здорово придумали.
А.Д. ушел, а в приоткрытую дверь из темноты донесся голос Елены Георгиевны: 'Не забудь упомянуть о том-то и поблагодарить того-то', — напоминалось что-то, относящееся к тексту, над которым весь день работал А.Д. Послышался его ответ: 'Я это уже сделал'. С тех пор меня не оставляет надежда получить когда-нибудь от Елены Георгиевны как можно более подробный комментарий к трудам А.Д. Какая мысль, под влиянием каких обстоятельств и когда возникла, как видоизменялась? Буквально — по абзацам. Как комментарий Н.Я.Мандельштам к стихам Осипа Эмильевича. Никто кроме Елены Георгиевны не может этого сделать. А без этого многое из 'творческой лаборатории' Сахарова останется малопонятным…
…79-й год, осень, какое-то торжество в доме у Сахаровых, скорее всего — семейное, потому что среди гостей много пожилых людей, а молодежи почти никого. К концу вечеринки из молодежи я остаюсь один. За полночь гости начинают расходиться, группами одеваются в передней, прощаются с хозяевами. Мы с Лизой срочно убираем посуду — нужно освободить стоящие в комнате столы, чтобы один из них я перенес на кухню. Помогают Елена Георгиевна и А.Д., отвлекаясь на проводы гостей. Времени на разборку столов не остается — не успею в метро. 'Ничего, иди, иди — разберем сами и вдвоем перенесем'. В последний момент все-таки решаю, что еще можно успеть. Быстро разбираю тяжелый кухонный стол и по частям перетаскиваю на законное место, уже не собирая, бегу в опустевшую переднюю. Навстречу А.Д. с двумя салатницами в руках. Он видит убранный стол и тоже доволен: 'Все-таки успел!..' Хочет как-то отблагодарить меня- но как? Руки заняты, времени в обрез. На ходу он чмокает меня в щеку.
Ну, что тут скажешь? Что с тех пор не мыл эту щеку? Все равно никто не поверит…
…76-й год, в Жуковке. Мы с четырехлетней дочкой живем на соседней с Сахаровыми даче, ходим с Таней и Ефремом друг другу в гости, по очереди гуляем с детьми, играем в пинг-понг. У Сахаровых на даче куча сам- и тамиздата, который они запросто дают читать: первые номера «Континента», книги, толстенная рукопись 'Факультета ненужных вещей' Ю. Домбровского. На подоконнике — увесистый том карманного формата, обернутый, для защиты обложки, бумагой. Открываешь первую страницу — 'Бодался теленок с дубом…' Солженицына с дарственной надписью Сахаровым рукою автора. Осторожно кладешь книжку на место — такое даже попросить страшно…
Сахаровы вернулись из поездки в Якутию к ссыльному Андрею Твердохлебову. А.Д. подвернул там ногу и теперь на некоторое время прикован к постели. Елена Георгиевна приглашает приходить и разговаривать с ним, развлекать. Однажды, пока малыши играют во дворе, напрашиваюсь на разговор. А.Д. лежит на кушетке в «большой» комнате, Ефрем устроился на диване около выхода на веранду. Обсуждается идея, вычитанная мной в столетней давности статье Владимира Соловьева «Китай» (замечательная, между прочим, работа): Соловьев рассказывает о том, как на заседании Французского географического общества выступал китайский генерал, на великолепном французском языке, в блестящей и остроумной форме обещавший европейцам, что пока их страны торят пути прогресса, обдираясь при этом в кровь и выматываясь, Китай наращивает внутренний потенциал нации, и в какой-то момент просто воспользуется плодами чужих усилий, сохранив свой народ и запас его сил нетронутыми. Ефрем возражает: 'Не понимаю, почему китайский крестьянин, получающий в обмен за изнурительный труд горсть риса, идет в зачет
