через все вокруг.
Когда человек в своем воображении рисует Бога как Прощающего, он обнаруживает, что в этом мире есть не только строгое правосудие, но и развитая любовь, есть милость и сострадание, есть чувство прощения, что Бог не слуга закона, подобно судье в этом мире. Он – Владыка закона. Он судит тогда, когда Он судит, и когда Он прощает – Он прощает. Он обладает и той и другой властью. У Него власть судить, и у Него власть прощать. Он Судия, потому что Он не закрывает глаза ни на что из того, что делает человек, Он знает, Он взвешивает и отмеряет, и Он возвращает человеку то, что ему положено. И Он – Прощающий, потому что вне и выше Его силы справедливости есть Его великая сила любви и сострадания, которая является самим Его существом, которая есть Его собственная природа, и поэтому ее больше и в большей пропорции, она работает с большей активностью, чем Его сила справедливости. Мы – люди, пребывающие в этом мире, избегаем судить людей, если есть в наших сердцах искра добра или доброты. Мы предпочитаем прощение суду. Прощение дает нам, естественно, больше счастья, чем месть, если только человек не идет по совершенно иному пути.
Человек, осознающий Бога как друга, никогда не бывает одинок в мире: ни в этом мире, ни в последующей жизни. У него всегда есть друг: и в толпе, и в одиночестве, и пока он спит, не осознавая внешнего мира, и когда он бодрствует и осознает его. В обоих случаях друг здесь, в его мысли, в его воображении, в его сердце, в его душе. Его сердце пробудилось ко всей красоте как внутри, так и снаружи.
А человек, который сделал Бога Возлюбленным, – чего более желать ему? Для него все сущее говорит, все самораскрывается, во всем – красота для глаз его, поскольку Бог вездесущ, во всех именах, во всех формах, поэтому Возлюбленный никогда не отсутствует. Как счастлив тот, чей Возлюбленный всегда с ним, ибо вся трагедия жизни состоит в отсутствии возлюбленного, а его Возлюбленный всегда с ним: и когда он закрывает глаза – его Возлюбленный внутри него, и когда он открывает глаза – его Возлюбленный вне его. Каждое его чувство воспринимает Возлюбленного, его глаза видят Его, его уши слышат Его голос. Когда человек подходит к этому осуществлению, он, так сказать, живет в присутствии Бога, тогда для него различные формы и верования, вероисповедания и общины не имеют значения. Для него Бог – это все во всем, для него Бог – везде. Идет ли он в христианскую церковь, в синагогу или в буддийский храм, в индуистское святилище или в мечеть мусульман – там пребывает Бог. В пустыне, в лесу, в толпе – везде он видит Бога.
Это показывает, что внутренняя жизнь состоит не в том, чтобы закрыть глаза и вглядываться в глубь себя. Внутренняя жизнь состоит в том, чтобы смотреть наружу и вглубь и находить своего Возлюбленного везде. Но Бога нельзя сделать Возлюбленным до тех пор, пока элемент любви не пробудится в достаточной степени. Ненавидящий врага своего и любящий своего друга не сможет назвать Бога своим Возлюбленным, ибо он не знает Бога. Когда любовь придет в своей полноте, тогда он будет смотреть на друга с приязнью, на врага – с прощением, на незнакомца – с симпатией. Именно любовь во всех своих аспектах и выражается тогда, когда любовь возвышается до своей полноты, и только полнота любви достойна быть предложенной Богу. Только тогда человек узнает в Боге своего Возлюбленного, свой Идеал, и через это, несмотря на то что он возвысился над узкой привязанностью в этом мире, он воистину знает, как любить даже своего врага. Только любящий Бога знает любовь, возвысившись до уровня полноты любви.
Вся образность суфийской литературы, излагаемая на персидском языке такими великими поэтами, как Руми, Хафиз и Джами, касается взаимоотношений между человеком как любящим и Богом как Возлюбленным, и когда человек читает с пониманием этого и вырабатывает такую привязанность, тогда он видит, какие картины нарисовали мистики, и чувствует, на какой лад было настроено их сердце. Нелегко развить в сердце любовь к Богу, потому что, если человек не видит или не осознает объект своей любви, он не может любить. Бог должен стать осязаемым, чтобы Его можно было полюбить, но, как только человек достигает этой любви, он поистине начинает путешествие по духовному пути.
Глава 3 - ВЫПОЛНЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
Положение человека, ведущего внутреннюю жизнь, напоминает жизнь взрослого человека среди множества детей. В то же время, при взгляде с внешней стороны, кажется, что нет той разницы, которая очевидна между детьми и взрослыми, – отличие заключается только в кругозоре, а это не всегда очевидно. Человек, живущий внутренней жизнью, становится намного старше, чем люди, окружающие его, и все же внешне он выглядит так же, как любой другой человек. Поэтому тот, кто достиг полноты своей внутренней жизни, принимает совершенно другую политику в отличие от того, кто только вступает на этот путь, а также от того, кто интеллектом знает нечто о внутренней жизни, но по-настоящему ею не живет. Опять же, действие происходит по-разному в этом мире, и такой человек будет критиковать других, которые не знают всего, что, как он полагает, известно ему, он будет смотреть на них взглядом гордеца и с определенным тщеславием или презрением, думая, что они не возвысились до мистерии, до той высоты, которой достиг он и которую он понимает. Он хочет отгородиться от людей, говоря, что они отстали в своей эволюции, что он не может идти с ними рядом. Он говорит: «Я более развит, я не могу быть с ними по любому поводу, они – одни, а я – другой». Он смеется над мелочностью мыслей тех, кто его окружает, и смотрит на них как на человеческие существа, с которыми не стоит общаться и участвовать во всем, что они делают, потому что он намного более развит, чем они.
Однако для того, кто пришел к полноте внутренней жизни, общаться со своими собратьями – великая радость, так же как для родителей радостно играть со своими малышами. Лучшие мгновения в их жизни – это те, когда они могут стать как дети со своими детьми и участвовать в их играх. Добрые и любящие родители, когда дитя приносит им игрушечную чашку, делают вид, что пьют чай, и наслаждаются этим. Они не дадут почувствовать ребенку, что они выше его или что есть нечто, в чем они не будут участвовать. Они играют с ребенком и счастливы с ним, потому что счастье детей – это и их счастье. Так поступает человек, живущий внутренней жизнью, и по этой причине он соглашается с людьми, он гармоничен с людьми любых уровней эволюции, каковы бы ни были их идеи, их мысли, их суждения или вероисповедания, в какой бы форме они ни поклонялись Богу и ни выказывали свой религиозный энтузиазм. Он не скажет: «Я намного более развит, чем вы, идти с вами для меня значило бы идти назад». Тот, кто настолько ушел вперед, никогда не откатится назад, но, присоединяясь к ним, он подтягивает их за собой вперед. Если бы он шел один, он считал бы, что по отношению к своим собратьям уклоняется от долга, который должен выполнить. Только пустой кувшин бывает гулким, но наполненный до краев не издает ни звука, он молчалив, безмолвен.
Так и мудрые, что живут среди людей этого мира, – их нельзя назвать несчастными людьми. Тот, кто любит, не может быть несчастлив. Несчастен тот, кто смотрит на мир с презрением, кто ненавидит людей и полагает себя выше их. Тот же, кто любит людей, считает, что они просто проходят через тот же процесс, через который прошел когда-то и он. Из тьмы он вышел на свет. Дело только в разнице моментов, и он с великим терпением проходит эти моменты со своими собратьями, все еще погруженными во мрак, не давая им понять, что они во тьме, не задевая их чувства этим пониманием, не взирая на них с презрением, только считая, что у каждой души есть период детства, юности и зрелости. Так что для любого человека естественно пройти через такой процесс. Собственными глазами я видел души, которые достигли святости, и те, кто достиг великого совершенства, и все же человек такой души мог стоять перед каменным идолом рядом со своим собратом и поклоняться идолу, не давая собрату понять, что он во всех отношениях более развит, чем остальные люди, оставаясь в самом скромном виде и не претендуя на то, что он прошел дальше других в своей духовной эволюции.
Чем дальше продвигается душа человека, тем более смиренным он становится; чем больше тайна, которую он постиг, тем менее он будет говорить о ней. Трудно себе представить, но за четыре года присутствия моего Муршида мы говорили на духовные темы один-два раза. Обычно разговор затрагивал вполне мирские темы, как у всех, никто не мог бы заметить, что это Богоосуществивший человек, всегда пребывающий в Боге. Его разговор был таким же, как у любого другого человека, он говорил обо всем, что принадлежит этому миру, никогда не поднимая духовных тем, не показывая благочестия или духовности, и
