В это время мы подъехали к воротам особняка. Судя по всему, дом был не слишком большой. Но Сгорбыш присвистнул:
— Ого!
Интересно, что бы он сказал, увидев особняк моих родителей? А наш бассейн? Теннисный корт? Когда Сидор Михайлович подъехал к воротам и посигналил, из приоткрывшейся калитки выскочила собака. Должно быть, та самая. Любимица. Я закусил губу от смеха и сказал Сгорбышу:
— Возьми фотоувеличитель.
Она была размером с кошку. Абсолютно голая, розового цвета. На тонких паучьих ножках. Но у нее были уши, как у осла, длинные и покрытые густой белой шерстью.
— Что это? — в недоумении спросил Сгорбыш.
— Ты что не видишь? Собака! Тебе ее заказывали. Снимай.
Он пожал плечами и навел объектив. Дважды щелкнул
— Леля! Да закроешь ты, наконец, ворота! И убери эту дрянь! У меня был тяжелый день!
Появилась та самая блондинка. Выходит, ее зовут Лелей. Защебетала:
— Сейчас, сейчас! Мими! Иди к мамочке! Мими! Папа сердится!
— «Футбол» отдавать будем? — смеясь, спросил Сгорбыш.
— Себе оставим, — тоже улыбаясь, ответил я.
Ворота закрылись. Забор — в два человеческих роста. Если блондинка хотела, чтобы мы сняли семейный ужин, она должна была оставить для нас со Сгорбышем лаз. Но лаза не оказалось, и мы сочли свою миссию выполненной.
— Как думаешь, что она от нас хотела? — задумчиво спросил Сгорбыш перед тем, как мы расстались.
— Кто знает? — пожал плечами я.
— Оказалось, что его любовница — шатенка на «Мерседесе», а вовсе не секретарша, как мы думали. Телку сдавать будем?
— А как же? Пусть сами разбираются. Сделаем снимки с запасом. У нас ведь много дымящих труб. Впарим ей как можно больше производственных мощностей. А против шатенки поставим жирный знак вопроса. Она сама разберется, что выкинуть и чем дополнить. Может, она хочет развода? А может, наоборот. Но хочет знать наверняка, кто ее соперница. Логику женщин понять невозможно. Во всяком случае, мы свою работу выполнили.
— Грязная работа, — поморщился Сгорбыш.
— Ну, брось ее.
— А деньги? Послушай, почему именно нам все это достается?
— Что это?
— Грязь. Чистенькими, пожалуй, были только жених с невестой. И то без скандала не обошлось.
— А чего ты хотел? Бедному человеку не придет в голову выкинуть тысячу долларов за такой оригинальный подарок, как фотоальбом. Он купит что-нибудь полезное, для дома, для семьи. В крайнем случае, даст деньгами. Значит, мы имеем дело с людьми, которым все это уже приелось. Которые не пользы хотят от вещей, а развлечений. Хлеба у них завались, надо зрелища. И не абы какого. С перчиком. Подарок-сюрприз. Ну, и чего ты хочешь?
— На пенсию, — усмехнулся Сгорбыш. — Стар я уже для таких игр.
И мы разошлись в разные стороны. Он — домой, и я — домой. Только он поехал в однокомнатную берлогу на окраине Москвы, а я — во дворец с десятью спальнями здесь же, на Рублевке. Встретили меня с распростертыми объятьями. Когда я рассказал историю проникновения на территорию комбината отцу, он долго смеялся. Просто-таки хохотал. Заливался смехом.
— И ты, говоришь, даже сделал снимки? — вытирая слезы, спросил папа.
— Да, — скромно опустил глаза я.
— Ох! Ну, ты мне, конечно, помог!
— Ты что, собираешься купить комбинат?
— Нужен он мне был! — усмехнулся отец. — Предприятие убыточное. Трубы гнилые, котельная скоро рухнет.
— То-то он ужом вился! Выходит, продать хотел? Но что же мне теперь делать! Ведь я его пригласил!
— Ладно, как-нибудь справимся. Я ему позвоню.
— Спасибо, папа! За мной должок.
— А что с тебя взять? — задумчиво спросил отец. — Оболтус ты, Леня. Ладно. Иди к матери. Ждала.
Вечер прошел в тихой семейной обстановке. Мы ужинали, пили бордоское вино десятилетней выдержки, говорили о политике и искусстве. Мама была счастлива. Я ведь долго не баловал ее своим вниманием. Под конец она спросила:
— Леня, а кто автор замечательного портфолио, которым я никак не могу налюбоваться?
— Ты имеешь в виду мои фотографии? — кисло спросил я.
— Именно.
— Один человек. Я с ним работаю. Он, действительно, гениальный фотограф.
— Может быть, он сделает и мой портфолио?
— Мама! Ты хочешь приехать к нам в студию?! Да ты знаешь, что это за место?!
Мать с отцом переглянулись. Я и не думал, что есть такая профессия: «светская львица». Оказалось, есть. Работа эта такая трудная, что им, светским львицам, надо молоко за вредность давать. Моя мать, к примеру, всегда занята. Она не появляется на публике дважды в одном туалете либо строго это дозирует. Если среди приглашенных ее видели в этом наряде двое-трое, в крайнем случае пятеро, то можно. Но после второго банкета или приема наряд можно списывать. В нашем особняке есть отдельная комната, где хранится только женская обувь. Мамин день расписан по минутам. Утро она начинает в бассейне, продолжает в салоне красоты, а заканчивает на светском рауте. Ее везде хотят видеть, и она всегда неотразима. Первое следует из второго. Она — законодательница мод, дама с безупречным вкусом. Я представил, как она приходит к нам в студию, потом позирует Сгорбышу под шушуканье «задника», и содрогнулся.
— Но можно ведь вызвать его сюда? — спросил отец. — Приезжает же к нам мастер маникюра и массажист.
— И парикмахер, который стрижет собачек, — кисло добавил я. — Но SPA-процедуры мама проходит в местах, для этого отведенных.
— У них специальная аппаратура, — улыбнулась мама.
— У фотографа тоже аппаратура. Если ты хочешь студийные снимки, то делаются они не дома.
— Мы создадим ему все необходимые условия, — заверил отец. Он безумно любит мою мать и во всем ей потакает.
— Зачем тебе эти фотографии? — спросил я у матери.
— У меня скоро юбилей, — улыбнулась она. Видимо, знаменитую улыбку я унаследовал от нее. Она тоже не умеет плакать, когда ей больно.
— Не скоро. Тебе только-только исполнилось сорок девять.
— Осталось меньше года. Я давно уже не видела таких хороших снимков.
В этот момент отец встал и отошел к окну. Потом извинился и удалился в другую комнату. Дела его надолго не отпускали.
— Мама, есть один тонкий момент. — Ей я мог открыться.
— Какой же, сынок?
Сынок! Я невольно вздрогнул. Ну, как ей объяснить?
— Этот человек — мой напарник. Но он не знает, кто я. Он не знает, что мои родители богатые люди, и я могу вообще не работать. Мы с ним так здорово ладим, потому что он думает обо мне, как о равном. Я не хочу, чтобы ты все испортила. Я дам тебе номер его телефона, если ты не скажешь, что я твой сын. Ты
