Некто оказался прав: определив свое местоположение, она опять потеряла сознание…
ГОЛОВА
Правое плечо болело нестерпимо. Нечто похожее было, когда маленькой девочкой она схватилась за раскаленный шампур. Ладонь тогда прожгло до мяса, и рана болела дико. Но той боли до этой все равно было далеко. Она уже поняла, что это навсегда. Пройдет время, рана затянется, а боль все равно останется. Боль и страх.
Какое-то время она не могла говорить. А так хотелось пожаловаться на боль! Болело не только плечо — болело все тело. Особенно голова. Она могла думать только о боли. В вене торчала игла, справа висела капельница, к которой тянулась прозрачная трубка. Ей все время что-то кололи -похоже, обезболивающие. Но мало. Ей было мало. Она не хотела, чтобы боль возвращалась даже на миг. Первым, кто услышал ее голос, был врач.
— Очнулась? Хорошо! Повезло тебе, Евдокия Ивановна! Довезли! Большая потеря крови. Но теперь-то выкарабкаешься! Через месяц лезгинку танцевать будешь! Рана неопасная, пуля навылет прошла. А кровь мы тебе перелили. Донору спасибо скажи, что быстро нашелся. Как дела, Евдокия Ивановна? Что молчишь? Скажи что-нибудь!
Евдокия Ивановна? Давно ее так не называли. Пересохшие губы плохо повиновались. Заговорить удалось с трудом.
— М-м-м… Я М-маргарита М-мун.
— По паспорту Евдокия Ивановна. Мужа видеть хочешь?
— М-м-м… М-мужа? Какого?
— По паспорту.
Значит, Дере. В ее паспорте штамп о браке с Альбертом Валериановичем Дере. А здесь все по паспорту. Это больница. Ее молчание было воспринято как согласие, и вскоре в палату вошел Альберт Валерианович. Он был бледен — почти как бинт, которым было замотано ее плечо. Она покосилась на плечо, на бинт, потом взглянула на мужа. Попыталась вспомнить что-то очень важное. Мешала слабость. Она плохо соображала.
— Дуся! — бодрясь, воскликнул Дере. И словно бы она получила престижную премию, а не пулю в плечо, радостно заговорил: — Вот умница! Вот молодец! Очнулась! Выглядишь замечательно!
— Оставь, — поморщилась она.
— Болит, да?
— Да.
— Вот и я им говорю: рано к тебе еще.
— Кому… им?
— Милиции. Рвутся. Стою насмерть.
— Зачем?
— Как же, Дуся? Покушение на тебя было! Журналисты с того самого дня роятся у ворот клиники. Ты опять во всех газетах! На первых полосах!
— Продал? — усмехнулась она.
— Кого?
— Меня.
— Дуся! Как ты можешь! — Дере всплеснул руками. И вновь с обидой заговорил: — Я никого к тебе не пускаю! Никаких интервью не даю! И главврач тоже! Это все их домыслы! Собирают старые сплетни. Вспомнили историю с Лимбо, с запиской. Мусолят. Знаешь, сколько мне предложили за твое фото в больничной палате? Я сказал, что ты при смерти.
— Цену набиваешь, — с трудом выговорила она.
— Да ты что, Дуся? Меня только твое здоровье волнует! Я так и сказал, чтобы тебя не беспокоили!
— Все уже продал?
— Ты о чем?
— Мои… скульптуры, — тихо проговорила она. -Сколько дали?
— Не понимаю.
— Раз я при смерти.
Дере отвел глаза, и она поняла, что попала. Подлец! Наверняка вывез все из ее мастерской! Официально они не в разводе, и он имеет на это право. Почему она этого не сделала? Почему не развелась? Как глупо! Хотелось закричать, возмутиться, но сил не было. Пусть делает что хочет. Не все ли равно? Ее волновала только боль в плече. Скорей бы уж отпустило! Остальное не имеет значения.
— Устала.
— Все, все, все. Ухожу. Отдыхай.
Дере исчез. Она вспомнила его фальшиво-бодрый голос и поморщилась. Придерживает журналистов, тянет время. Чтобы интерес не угасал. Маргарита Мун при смерти, никаких интервью не дает. Потом будет новый всплеск: очнулась! Следующий: говорит! Дает показания! Эдак она все лето продержится на первых полосах. Плечо заныло. Вошла медсестра, взяла одноразовый шприц, стала набирать в него лекарство. Маргарита вздрогнула.
— Охрана!
— Что такое? — Медсестра обернулась.
До нее вдруг дошло: покушение! На нее было покушение! Это оказались не пустые угрозы! Неизвестный предупредил, потом применил оружие. Она же чудом осталась жива! Господи! Чудом! И силы нашлись. Она закричала:
— Я требую охрану! Круглосуточно! У дверей палаты!
— Успокойтесь, вас охраняют.
— Кто?
— Милиция.
— Их нанял Дере! Я ему не верю!
— Успокойтесь.
— Меня хотят убить! Он проник сюда! В палату!
— Успокойтесь. Сейчас укольчик сделаем.
— Вы кто?
— Лена, медсестра.
Женщина приближалась со шприцем в руке. Взгляд голубых глаз, похожих на льдинки, показался недобрым.
— Нет! — закричала Маргарита. — Убийца!
Медсестра растерялась. Так и замерла у кровати, сжимая в руке шприц.
— Не подходите!
Апатия сменилась агрессией. Боль только подхлестывала ее. Маргарита Мун решила бороться за свою жизнь.
— Что случилось?
В палату влетел Дере, затем двое дюжих мужчин.
— Дуся, что? — кинулся к ней муж.
— Убийца!
— Где? — Ты!
— Она бредит! Позовите врача. Дуся, ты что-то вспомнила?
— Клара! Где Клара? Она сидела лицом к кустам! Я уверена: она видела! Она его узнала!!!
Альберт Дере при этих словах еще больше побледнел. А у Маргариты начиналась лихорадка, щеки ее раскраснелись. В палату вбежал врач.
— Что случилось?
