— Алиска-то? Как же, видала. Бывают и у богатеев свои причуды.
— А с чего вы взяли, что они богатеи? Дом старый, машина не иномарка.
— Дак они ж квартиру в Москве сдают! Все знают. Не пито, не едено, а бешеные тыщи огребают!
— Когда она приехала?
— Дак часиков этак в пять.
— В пять?
— Может, и попозжее. Приехала, головой покрутила — и в дом. Затаилась, как мышь.
— Почему же затаилась?
— Дак кто приезжает, первым делом в огород. Али печь затопляют.
— В такую жару?
— Дак, милай, газ-то никак не проведут! Бывает, и на печке готовят. Лектричество-то, оно нынче дорогое, а дрова за порогом растут.
— Может, она затопила печь?
— Милай, дымка-то над крышей не было! Я ж не слепая! Прошло, может, полчасика, может, поболе, и подъезжает к дому красивая машина.
— Машина? Какая машина?
— Вот чего не знаю, милай, того не знаю. Иномарка. Говорю же: красивая, голубая. Чисто небо. Выходит из нее баба. Молодая, вся из себя интересная, очки на ей черные, сама черная, куртка красная. Видать, что богатая. Выходит — и прямиком в дом, к Алиске, значит. И сызнова тишина.
— Долго женщина там была?
— Может, с полчасика, может, и поболе. Я, милай, на часы-то не больно смотрю. День прошел, и слава богу. Мне торопиться некуда. На тот свет всегда успею.
— Ладно, бабуля, помирать-то! Глаз у вас зоркий. Значит, к Алисе Владиславовне приехала богатая черноволосая женщина в красной куртке? Приехала на голубой иномарке, пробыла в доме полчаса и после этого уехала. Так?
— Уехала. Ко мне соседка на минутку забежала, постояли мы поболтали с полчасика, может, и поболе.
— Где постояли?
— Да на огороде на моем! Потом Верка вспомнила, что борщ поставила варить, да я ее до калитки и проводила. Глядим — в голубой машине сызнова черноволосая баба. В красной куртке. Уже отъезжает.
— А хозяйка после этого из дома выходила?
— Вот чего не видала, милай, того не видала. Пошла я на дальний огород, кабачки глянуть, что сноха посадила, обратно вернулась, глядь — Сенька от шоссе топает. В руках канистра. Машину свою на шоссе зачем-то бросил. Ну, думаю, сейчас будет у них! Если порознь приехали, значит, сызнова побрехали. Жди таперича дым коромыслом!
— Вы слышали, как они ругались?
— Дак Верка ж борщ выключила и сызнова ко мне вернулась. Кабачки-то мои не взошли. Ни один, ты подумай только! А Верка пару огурчиков принесла, что выращивает в парнике с апреля месяца.
— Свежие огурцы в начале июня? Подумать только!
— Да какие свежие! Рассаду, милай. Пошли мы с ей эти огурцы в гряду повтыкать. Потому ничего не слыхала, ничего не знаю. Врать не буду.
— Долго вы их втыкали?
— Может, полчасика, а может, и поболе.
— Два огурца?
— Дак Марьяна приехала, соседка моя, что слева. Цельную зиму не виделись. Слышим с Веркой, как кто-то кричит через забор. Ну, мы и постояли маленько с Марьяной.
— Понятно. А у Митрофановых дальше что было?
— А ничего не было. Дальше, милай, был пожар. Может часок прошел, может, и поболе, как Сенька npиехал. И загорелось у них.
— Но ведь из дома выбежал один хозяин. Почему никто не побеспокоился, где же хозяйка?
— Как где? Если нет, значит, уехала. Первый раз что ли? Как побрехают они, так Алиска тут же бегом на лектричку.
— Но ведь никто не видел, как она уходила!
— Дак дела все делают, милай! Лето на дворе. Где уж тут друг за другом следить! А когда уж загорелось, до того ли было? Сенька-то про жену ни слова не сказал. Как не было ее.
— Ну, спасибо вам, бабушка!
— Не за что, милай. А что Сенька Алиску прибил, так того ожидать стоило».
«… — Был еще мужчина.
— Какой мужчина?
— Нездешний, это точно. Никогда его раньше не видел. Мне одного столба не хватило, чтобы сетку сзади натянуть, на участке нашем, вот я взял топор и пошел в лес. Как раз за Варварин дом.
— То есть, за тот, который теперь принадлежит Арсению Митрофанову? Вернее, принадлежал?
— Да. Пока я был в лесу, этот дом и загорелся. Иду со столбом, смотрю: сзади, с торца, стоит подозрительный мужик, смотрит на пожар. Все бегут, суетятся, а этот никуда не бежит. Просто стоит у самого леса и смотрит, как горит. Хотя одет очень хорошо, видно, что богатый и не бандит какой- нибудь.
— Он приехал на электричке?
— Машину я не видел. Мужика видел, а вот на чем приехал, не скажу. Он только посмотрел на меня и отчего-то заторопился прочь».
«… — «БМВ» темно-синего цвета. Номера московские.
— Где вы видели эту машину?
— Как где? На обочине. Я шел с электрички, а она там стояла. Пустая.
— Кто в нее сел?
— Не знаю. Машина была на сигнализации, в ней никого не было».
«… -… синяя иномарка. Я шла с электрички, задержалась немного, расписание переписывала. Смотрю: меня обгоняет машина. Никогда раньше ее не видела. Понимаете, я как замуж вышла, так постоянно сюда езжу, к свекрови, всех в округе знаю. Поэтому, увидев иномарку, я сразу подумала: неместный. Но мужчина, что сидел за рулем, был очень вежливый. Притормозил и спросил: «Это деревня Большие Выселки»?» Я сказала: «Да, Большие Выселки». Тогда он спрашивает: «А крайний дом принадлежит Митрофановым?» Я не сразу поняла, какой дом он имеет в виду. В деревне ведь дома по обе стороны улицы, значит, четыре края. Тогда он говорит: «Тот дом, который завещан хозяину, а земля — хозяйке». Ну, тут я сразу поняла, что он имеет в виду Варварин дом. Мы так и зовем его в деревне: Варварин дом. Я ему и показала дорогу.
— Значит, он искал Митрофановых. Алису или Арсения?
— Ничего больше не спросил. Сказал: «Спасибо большое», — захлопнул дверцу и уехал. Очень воспитанный.
— А во сколько это было?
— Дайте вспомнить… Не смотрела я на часы. Электричка пришла без двадцати шесть. Ну, минут десять я переписывала расписание. Отошла недалеко от платформы, метров пятьсот.
— Значит, было около шести, плюс-минус десять минут. Интересно получается! А другой свидетель утверждает, что мужчина стоял, смотрел на пожар. Выходит, он пробыл в деревне около двух часов! Очень интересно.
— Я его больше не видела.
— Что ж, спасибо вам большое.
— Не за что.
— Да, а про Митрофановых что скажете?
