— Что у меня?
— У вас разве не было ключа от дядиной квартиры? Вы ведь были не только его адвокатом и доверенным лицом, вы были чуть ли не единственным его другом. Он так болел последние месяцы. А меня не было рядом…
— Мариночка, уж не думаешь ли ты…
— Вы знали про пистолет. Ведь это он с вами, а не со мной возился с этим оружием. Вы, кажется, даже за город ездили, стреляли.
— Мариночка… Надеюсь, ты не будешь этого говорить следователю?
— Да они сами все узнают.
— Да… Неприятная история.
— Я понимаю, что этим пистолетом хотели указать на меня.
— А когда ты его в последний раз видела?
— Кажется, в день похорон. Мы с Марком разбирали дядины вещи… Да, ключ от ящика стола лежал в вазочке. Мы открыли его и… Увидели пистолет, а потом Марк сказал: «Давай пока не будем это трогать».
— И?
— И все. Я больше не заходила в дядин кабинет.
— А ящик? Ящик заперли?
— Не знаю. Там оставался Марк. Я была такая потерянная…
— Понимаю.
— Федор Миронович, я позвонила, чтобы извиниться. Мне не надо было с вами ссориться.
— Да-да. Если тебе кто сейчас и может помочь, то это я. Ты должна слушать только меня, Мариночка.
— И что мне делать?
— Последовать моему совету: ложись в клинику. На время, пока все утрясется. А потом…
— Потом я оттуда выйду?
— Ну разумеется!
— А перед тем, как лечь, мне надо пройти освидетельствование у врача?
— Это необходимо, чтобы тебя никто не беспокоил.
— А завещание? Мне не надо писать никакого завещания?
— А почему это тебя так беспокоит?
— Разве я не могу умереть?
— Ты молодая женщина, ты еще сто лет проживешь!
— Но если…
— Что если?
— Меня последнее время посещают мысли о…
— Вот этого не надо.
— А скажите, в дядиных бумагах нет никакого распоряжения насчет моей преждевременной смерти?
— О чем ты говоришь?
— Ведь других родственников у него не было, а моему отцу он ни под каким предлогом не оставил бы ни копейки. И что тогда? Если со мной вдруг что-то случится?
— Виктор очень надеялся, что у тебя будут дети.
— А если нет? Если не будет никаких детей?
— Тогда… Нет, ничего.
— По-моему, я имею право знать. Я так понимаю, что вы заинтересованное лицо, Федор Миронович?
— Ну он хотел бы, чтобы я остался твоим представителем в совете директоров. Даже если ты не будешь владеть контрольным пакетом акций. Просто Виктор очень много сделал для этого предприятия. В работе была его жизнь, ты же знаешь…
— Да. Я поняла. И все-таки мне бы хотелось взглянуть наконец на бумаги.
— Что ты в этом понимаешь, Мариночка?
— Ничего. Мне все равно сейчас нечем заняться. Буду читать законы, слушать новости, интересоваться политикой, экономикой.
— О господи!
— Это так страшно?
— По-моему, тебе надо снова выйти замуж, подумать о детях. Это гораздо лучше для тебя, чем какие- то дела.
— И… за кого?
— За достойного молодого человека.
— И где я такого найду?
— Приезжай в родной город, оглядись, поживи немного у нас, если боишься останавливаться в квартире Виктора. Хочешь, Мирон за тобой заедет?
— Когда надумаю, я позвоню.
— Дать тебе его телефон?
— Телефон? Его телефон? А что я ему скажу?
— Что звонит Марина, любимая клиентка отца, хочет приехать в гости.
— И он все поймет?
— Он умный мальчик.
— Хорошо. Я все сделаю, как вы скажете.
— Ну вот и умница.
— Я записываю номер…
— Алло?
— Дочка? Это ты, дочка?
— Как зовут вашу дочь?
— Что?
— Как зовут вашу дочь? Кому вы звоните?
— Я… Дочке звоню.
— Боюсь, что вы не туда попали. Меня зовут Марина Сергеевна Водопьянова. А вас как зовут?
— Что?
— Вы не хотите наконец представиться? Мы уже столько общаемся исключительно по телефону. Или я вас знаю?
Короткие гудки.
— Говорите.
— Александр Александрович?
— А! Ранняя пташка!
— Я вас не разбудила?
— Вы что, по-прежнему не спите?
— Не удается. Телефон ночью часто звонит.
— Отключать не пробовали?
— Нет. А что?
— Вы себя с ума сведете, Марина Сергеевна.
— Уже свела.
— Что-что?
— Я иду в аптеку.
