— Я не понимаю, зачем тебе это надо, — сердито сказал Стас.
— Девушку жалко. Молодая.
— Себя пожалей.
— Стас, перестань. Ну, сам подумай. Не могли эти двое войти в дверь одновременно! Не могли! Стрельцов пишет, что встреча-то была неожиданной. Они удивленно смотрели и на труп, и друг на друга. Кто-то из них был первым, понимаешь?
— По-твоему, кто-то из них мог подняться бесшумно на второй этаж, взять из кадки нож и ударить повернувшегося спиной к незнакомому человеку Михаила Стрельцова?
— А если к знакомому? Почему ты уверен, что Михаил не был знаком с родителями мачехи? Он же говорил отцу о сюрпризе!
— О каком сюрпризе?
— Вот это ты и выясни. Поговори сначала с женщиной.
— С Алиной Линевой?
— Мать Полины так зовут? Алина Линева. Что-то знакомое, — задумчиво сказала Люба.
— Она ж актриса! И даже известная. Мне приятель рассказывал. Который работает по делу Стрельцова. О нем полслова и полчаса — о ней. О свидетельнице. Просто взахлеб! Какая женщина! Красавица, мол. И подробности биографии. Долгое время была на вторых ролях в одном из лучших театров столицы. А когда случилась смена руководства, тут же уволилась, и сейчас на вольных хлебах.
— То есть?
— Играет в театрах антрепризы. Это когда…
— Можешь меня не просвещать. Чистая коммерция, знаю. Продюсер или режиссер вкладывают собственные деньги в постановку спектакля, собирается труппа из популярных актеров, играется один спектакль в неделю, небольшой зал, билеты по сумасшедшим ценам.
— Так дорого? А я хотел сходить… — задумчиво сказал Стас.
— И в какой театр?
— Странное у него название: «Театр — Солнце». Хотя находится в подвале жилого дома, где-то в центре Москвы. Солнце в подвале. Смешно!
— Слышала о таком, — задумчиво сказала Люба. — Ты говоришь, была все время на вторых ролях? Но в «Театре — Солнце» обычно играют только знаменитости! Настоящие звезды. Театра и кино.
— Может, она гениальная актриса, просто не везло?
— Что ж, сходи, посмотри.
— А если с тобой?
— Нет, Стас. Извини, но я не могу. Спектакль поздно, да и театр далеко.
— Я тебя с удовольствием провожу.
— Чтобы зайти на чашечку кофе и остаться на ночь? Но для этого необязательно идти со мной в театр.
— Правда?
Он так невинно посмотрел на Любу, что она не выдержала и рассмеялась:
— Все твои маленькие хитрости шиты белыми нитками. Ты не умеешь ухаживать за женщинами, Стас.
— Странно, потому что я был женат. Как же мне это удалось?
— У каждой женщины свой крест, — вздохнула Люба. — Мне почему-то достаются только разведенные мужчины. Надеюсь, ты и официально в разводе?
— Это имеет значение?
— Для меня имеет. Я чужих мужчин не краду.
— Я в разводе. Официально. Так, значит, могу честно и открыто признаться в своих намерениях?
— Да и так все понятно. Что ж, пойдем в постель, раз сосиски ты уже съел.
— Ну, ты даешь! — он вытаращил глаза.
— А что я, по-твоему, должна сделать?
— Ну, я не знаю…
— А как у тебя было с бывшей женой?
— Об этом лучше не вспоминать, — нахмурился он.
— А я в любовных делах профан, — вздохнула Люба. — В моей жизни был только один мужчина — мой муж.
— Ну, ты даешь! — повторил капитан Самохвалов.
3
… Вот так она стала его любовницей. И ничуть об этом не пожалела. Хотя поначалу стеснялась. Свет в комнате был выключен, но огромная луна красовалась за окном. Висела в небе все равно, что люстра, и легкая тюлевая занавеска не могла защитить от ее всепроникающего сияния.
— Ты красивая, — сказал он, расстегнув ее бюстгальтер.
Красивая! Ладно, врать-то! Маленькая, ноги полноватые, на животе складка. Грудь, правда, ничего. Крепкая, высокая, не испорченная еще растяжками и кормлением ребенка. Она вздрогнула. Ребенок! От его волос по-прежнему пахнет детским мылом. Не может быть. Почудилось. Этот запах до сих пор ее преследует, а его нет. От него пахнет сигаретами и одеколоном. Хотя он, кажется, не курит…
— О чем ты думаешь? — сердито спросил Стас.
— О тебе, — она невольно улыбнулась.
Забыться так и не удалось. Хотя и жалеть не пришлось. Люба вспомнила, что она женщина, не бесполое существо. И что радости жизни ей не чужды. Радости?
— По-моему, не слишком хорошо получилось, — он тяжело вздохнул и потянулся за полотенцем.
— Ты здесь ни при чем, — торопливо сказала она.
— Это из-за мужа, да? Я эгоист!
— Все мужчины эгоисты.
— Ну, давай, пофилософствуй. Самое время, -буркнул он.
— Ты прав. У женщин привычка все усложнять. А, собственно, что случилось?
— Ну, знаешь! Ты думаешь, я с каждой свидетельницей кручу роман? Хожу к ней на дом и утешаю?
— Ах, это было утешение! Извини, я не поняла.
— А как тебя еще в чувство привести? Тоже мне, психолог! Сплошные комплексы.
— Не будем ссориться, — миролюбиво сказала Люба. — Ты, конечно, есть хочешь.
— А что, сосиски остались? — оживился Стас.
— Сосисок нет. Но я могу позвонить и заказать пиццу. Хочешь?
— Конечно! А есть такая возможность? И как быстро ее привезут?
— Сейчас узнаю. Отвернись.
Он хмыкнул, явно не собираясь выполнить ее просьбу, Люба накрыла его с головой одеялом и встала. Освободившийся Самохвалов увидел ее со спины и уже в халате.
— Тебе какую, Стас? С грибами, с ветчиной?
— Ту, что побольше. И потолще.
— Тогда «Ассорти».
Люба взяла телефон, стала набирать номер. Спасибо Клаусу за совет. Стас встал и заглянул ей через плечо:
— Надо запомнить, вдруг пригодится.
Пиццу обещали привезти минут через двадцать. «Значит, в течение часа», — подумала она.
— Ложись, — позвал Стас, вернувшись из ванной. — Поболтаем.
