Как только за Люськой закрывается дверь, Виолетта вновь прикладывается к бутылке. Вскоре ее вечерний макияж с грехом пополам закончен. Блондинка втискивается в узенькое бархатное платье ярко- синего цвета и достает из пакета свадебные Люськины туфли. Причмокивает языком от восхищения, надевает.
Ее первые шаги к дверям не слишком уверенны. Правая нога как-то странно подгибается.
— Черт! — снова ругается Виолетта…
…Алексей Градов и Люська-Апельсинчик внизу за беседой. Оба весьма выразительно молчат. Так проходит минут десять.
— Спустится она наконец или нет! — в сердцах говорит Люська.
— Ты меня боишься, да? — спрашивает Градов. — Боишься остаться со мной наедине?
Люська молчит. Градов смотрит наверх:
— Не переживай, кажется, дверь открылась. Сейчас наша красавица придет.
Наверху неровное цоканье каблучков. Камера в коридоре на втором этаже показывает, как блондинка неуверенно идет к лестнице. Что-то ее беспокоит, на лице у Виолетты нескрываемое раздражение.
— Надо же, а? — бормочет она. — Что за черт?
На верхней ступеньке лестницы она задерживается, словно примериваясь, как бы половчее дальше ступить.
— Вета, тебе, может, помочь? — кричит Алексей Градов.
— Шел бы ты на…
Правая нога Виолетты в Люськиной свадебной туфле, поставленная на вторую ступеньку лестницы, вдруг неловко подворачивается. Рукой Виолетта судорожно ищет опору, но слишком уж много она выпила. Покачнувшись, блондинка теряет равновесие и долго, слов но в замедленной киносъемке, катится с крутой лестницы. Где-то на последних ступеньках раздается не приятный хруст.
— А-а-а! — кричит Люська.
Через несколько секунд все кончено: Виолетта лежит внизу, шея свернута набок, задравшаяся юбочка короткого синего платьица открывает ее великолепные длинные ноги до самых трусиков.
— А говорят, пьяных Бог бережет, — некстати бормочет Алексей Градов.
— А-а-а! — уже тише стонет Люська. И совсем шепотом: — Может, она жива?
Градов подходит к Виолетте, находит пульс на ее тонкой руке.
— Типичный несчастный случай, — говорит он.
— Отчего?! Она что, ни разу пьяная по этой лестнице не спускалась?! — кричит Люська.
Градов смотрит на туфли, которые на ногах у блондинки. Осторожно снимает обе, пробует на прочност каблук сначала левой, потом правой туфли.
— Как называется эта штука? — негромко спрашивает он у Люськи.
— Какая?
— Ну та, что держит каблук.
— Супи… супинатор, — шепчет Апельсинчик.
— Так вот: у правой туфли этот супинатор, кажется сломан.
— Не может быть! Они же совершенно новенькие мои туфли! Я их всего пару раз и надевала!
— Значит, кто-то постарался. Не ты?
— Я не… не знаю, о чем ты говоришь. Ты… ты знал, что она их наденет.
— Но я не знал, что она так напьется. Чтобы со сломанным супинатором так удачно упасть с лестницы и сломать себе шею, нужно определенное везение.
— Как же ты ее не любишь! Не любил… Как можно?
— Получила, что хотела.
— Это были мои туфли, — вдруг в ужасе шепчет Люська. — Ты понимаешь?! Мои! У нас просто оказался одинаковый размер!
— Думаешь, что я хотел убить тебя, а получилось, что Виолетту?
— Ничего я не думаю!
— Нам надо немедленно выйти отсюда.
— Да-да. Это конец. Я с тобой здесь не останусь. Ни за какие деньги.
— Погоди. Нам надо поговорить.
— О чем?
— Объясниться.
— Ты убийца. Я теперь знаю: ты убил их всех.
— Я то же самое думаю про тебя. Потому что точно знаю, что не убивал.
— Я тоже знаю! Точно! Про себя!
— Я слово могу дать.
— Я тоже! Слово!
— Тогда вопрос: что же здесь произошло?
— Накрой ее чем-нибудь, — словно от холода ежится Люська. — Страшно.
— Погоди, я сейчас.
Он скрывается в бывшей комнате Марии Залесской. Люська, оглянувшись на камеру, подходит к телу Виолетты, нагибается и берет в руки свою правую туфлю. С минуту о чем-то напряженно думает.
— Ничего не припомнила? — спрашивает ее бесшумно появившийся в комнате Алексей Градов.
— Что я должна припомнить?
— О сломанном супинаторе. Кстати, почему ты их ни разу не надевала? И зачем вообще взяла с собой?
— Я думала, будет весело. Вечеринки, танцы, музыка. Думала, что все будет по-другому. Красиво. Я хотела быть красивой. Я… так и не решилась ни разу их надеть, потому что… Потому… Да не хотела, и все!
Градов набрасывает на тело Виолетты покрывало взятое с кровати Марии Залесской. Люська переводи дух.
— Ну, так что будем делать? — спрашивает ее программист. — Говорят, что утро вечера мудренее. Подождем? Нас ведь осталось только двое.
— Говорила мне моя лучшая подруга Люба, чтобы этого не делала. Предупреждала. А я… Дурочка. Не послушалась. А она, между прочим, психолог.
— Подруга Люба? Я давно хотел тебя спросить: а что с ней теперь? Она вышла замуж? Она работает?
— А ты… ты что, ее знаешь?!
— Я был одно время ее пациентом.
— Пациентом? — напряженно спросила Люська. — Ах, ты был ее пациентом! Я всегда догадывалась, что ты псих!
— Это не то, что ты думаешь. Так и знал, что мой вопрос вызовет кучу встречных вопросов и такую вот реакцию. А я тебя сразу узнал. Еще на первом отборочном туре. Вот думаю: веселая у меня буде компания! Неужели Люба ни разу не упоминала мое имя?
— Алексей Градов? — задумалась Люська. — Может и упоминала. Знаешь, сколько у нее было пациентов Она замечательный, классный врач-психотерапевт. Вот! — выпалила на одном дыхании Люська.
— А о «Ромео» она не упоминала?
И тут Люська, что-то сообразив, громко ахнула:
— Боже мой! Ты же ее преследовал! Ты и в самом деле маньяк!
— Я ее просто любил.
— Да ты чуть не убил ее!
— Не собирался я убивать! Она живаосталась, жива!
— Вот, значит, откуда ты меня… Ты следил за ней. И видел нас вместе.
— Ну, разумеется. Видел, как ты заходишь в ее дом. Знал, что ты ее лучшая и единственная подруга. Но мне кажется, что это было так давно. По-моему, за этот год с твоей Любой ничего страшного не случилось. Или случилось?
