– Абрау-Дюрсо, полусладкое… Я сейчас открою.
– Я сама, можно?.. – Ирина аккуратно распутала оплетку, легко, без выстрела, высвободила толстую пробку. Игорь разлил пенящееся шампанское в фужеры.
– Спасибо. Знаешь. – Ирина пригубила вино, вертя в руке серебряную проволочку с закрепленной металлической пластиной, – эта вот штука называется мюзле, до нее только в 1844 году додумались… был такой француз… Адольф Жакесон.
– Ты что, в ресторане работала?.. – Игорь, откинувшись на стуле, следил за играющей на мокрой гальке пустынного пляжа собакой.
– И температура шампанского… – Ирина дотронулась тыльной стороной ладони до бутылки, – должна быть не выше восьми градусов.
Она смотрела на пузырьки по краям бокала.
– Я учительницей была. в младших классах, если тебе интересно… целых два года…
– Ты?.. – Игорь повернулся.
– Непохоже?.. – Ирина прикурила от тонкой зажигалки «Салем». – И все это время были у меня две мечты: одна – купить себе дюпоновские колготки. такие, знаешь, с настоящей лайкрой. В школе у нас физкультурник все объяснял, что просто сейчас время такое, когда женщину дешевле раздеть, чем одеть. – она затянулась.
– Как он был неправ. – Игорь пододвинул свое пластмассовое кресло так, чтобы не терять из поля зрения перешедшего на другой конец волнореза Мережицкого.
– Слушай, а почему тебя Иван раньше сюда никогда не брал?.. – Ирина смотрела теперь на море. – Мне эти его костоломы потные уже знаешь. чуть ли не в биде за тобою лезут и все «ментос» сосут вместо того, чтобы зубы вылечить… А насчет того, кто прав. – она помолчала, вдыхая табачный дым, – знаешь, есть одна старая молитва: «О боже, дай мне силы, чтобы изменить то, что я должна изменить, дай мне волю, чтобы смириться с тем, что я изменить не могу и даруй мне разум, чтобы отличить одно от другого…» Я кто угодно – только не идиотка…
Внутрь бара вошла небольшая компания местных парней, на ходу оглядываясь на Иринины колени.
Несколько чаек с криками пикировали с высоты, ловя в воздухе подбрасываемые Мережицким хлебные кусочки. Он опять неловко помахал, приглашая оценить как это у него получается.
– Он так рад, когда удается сюда выбраться. – Ирина смотрела на птиц, – именно сейчас, в несезон. Знаешь, Иван ведь… как большой ребенок… – она, похоже, хотела еще что-то сказать, но передумала.
Игорю показалось, что говорила она сейчас очень искренне.
– Ну, хорошо, а вторая?.. – спросил Игорь.
– Что?.. – Ирина повернулась.
– Ну, ты говоришь – две мечты. На колготки, я полагаю, ты уже накопила.
Один из парней в баре переключил телевизор, и вместо ведущей «Вестей» с экрана оглушающе застонала дистрофичная певичка на тонких ножках.
Даже бредущая по пляжу собака остановилась, настороженно прислушиваясь к раздражающе громким звукам.
Ирина, поморщившись, посмотрела на Игоря. Он встал.
– Я сейчас.
Он вошел в бар, пройдя мимо заставленного дешевым пивом столика шумной компании, дотянулся до телевизора на подвеске, возвращая прежний канал, уменьшил звук.
– Эй, земляк… – за столом возмущенно приподнялся один из парней, выставив ногу в проход. – Ты чего это, а?.. Ты нас спросил?..
Игорь посмотрел на него. Из-за стойки к компании уже спешил бармен, наклонившись, он что-то торопливо зашептал парню на ухо. Тот, поколебавшись, убрал ногу, освобождая Игорю дорогу.
– Благодарю за сотрудничество. – Игорь вежливо кивнул. Девица, сидящая на коленях у одного из компании, прыснула.
Выйдя на воздух, он вернулся к своему столику. Ирина закурила новую сигарету.
– Между прочим, Иван говорил, чтобы ты курила поменьше. – Игорь отпил шампанское.
– Правда?.. – Ирина затянулась.
Нащупав плоскую гальку, она попыталась добросить камень до моря.
– Хорошо. – она закрыла глаза, подставляя лицо пробившемуся через облака солнцу. – Игорь, а там. ну, как это… в тюрьме, в зоне. действительно очень страшно?..
– Не привыкнешь – помрешь, не помрешь – привыкнешь. – Игорь усмехнулся. – Сильнее надо, дай покажу. А ты что, собираешься уже?..
– А ты?.. – она прислушалась к телевизору. Игорь тоже повернулся.
«…Криминальной хроники. – читала ведущая за кадром, а на экране замелькали документальные видеокадры. – Сегодня утром почти в центре российской столицы в очередной раз прозвучал взрыв. Как сообщили корреспонденту «Вестей» в Главном управлении внутренних дел, по мнению экспертов радиоуправляемое взрывное устройство было установлено под днищем автомобиля, принадлежащего правлению одного из крупных коммерческих банков, и взорвалось в тот момент, когда автомашина выезжала с охраняемой стоянки у здания головного офиса. Водитель и два пассажира погибли…».
На экране хорошо было видно, как из искореженного взрывом «Мерседеса-600» достают полуобгоревший труп шофера. На заднем сиденье с неестественно заломленной в сторону рукой, привалившись к мертвому охраннику, лежал Гуслянский, тонкая дужка разбитых очков болталась на полуоторванном ухе.
Стоящая на обочине за линией милицейского оцепления группа зевак, поеживаясь на ветру, оживленно обсуждала происшедшее, время от времени пытаясь подойти поближе к дымящейся еще машине. Камера панорамировала, и на телеэкране на мгновение мелькнуло лицо Никанора, что – то доказывающего соседу по толпе.
«По словам представителя прокуратуры, ведущего расследование, – говорила ведущая, – дело взято под личный контроль мэром Москвы. В пресс-центре мэрии считают, что участившиеся в городе криминальные разборки свидетельствуют о несовершенстве нашего законодательства, не позволяющего правоохранительным органам в период второго этапа приватизации решительно…».
Ирина взглянула на часы.
– Слушай… – она подняла глаза, – мне показалось или там действительно был…
– Показалось. – Игорь встал. – Посиди, ладно?.. – он поставил фужер на столик. – Я к Ивану схожу.
Легко перепрыгнув высокий каменный бордюр, Игорь дошел до каменного волнореза и, стараясь не поскользнуться на скользком от брызг бетоне, двинулся к его дальнему концу. Мережицкий стоял на самом краю, наблюдая за маленьким катером в море, то и дело исчезающим под белыми барашками волн.
– Что?.. – он даже не обернулся.
– Только что в новостях сообщили. – ветер дул Игорю в лицо и говорить было трудно, – в Москве несколько часов назад…
– Там холодно, наверное. – Мережицкий затянул сдуваемый ветром капюшон.
На море похоже начинало всерьез штормить, и катерок все чаще проваливался во впадины между волнами.
