бедствий, не употребляя в дело всех этих способностей; но в чем же тогда будет состоять его отличие как человека? На самом деле не в том только важность, что делают люди, но и в том, каковы те люди, которые это делают. Между теми предметами, которые человек должен стремиться улучшить и усовершенствовать, первое место по своей важности, без сомнения, занимает сам человек. <…> Человеческая природа не есть машина, устроенная по известному образцу и назначенная исполнять известное дело, — она есть дерево, которое по самой природе своей необходимо должно расти и развиваться во все стороны, сообразно стремлению внутренних сил, которые и составляют его жизнь».[119]
Хаус, как и эксцентричные философы, которых мы вспоминали, есть «проект в развитии». Он не позволяет другим придумывать за себя план его жизни, не «обезьянничает». Ему очень подходит сравнение с деревом, что растет соответственно внутренним силам, которые делают Хауса… ну, Хаусом.
Саморазвитие и моральный прогресс
Милль убежден, что моральный прогресс возможен. Прогресс влечет перемены — часто значительные, которые требуют нового мышления, новых установок и новых действий. И если мы не будем поощрять тех, кто стремится искать свою дорогу, мы рискуем задушить свежие идеи. Милль пишет: «Я потому так долго останавливаюсь на значении гениальных людей и на необходимости давать полный простор их мысли и их действиям, что в действительной жизни почти все люди относятся к этому совершенно индифферентно, хотя в теории и не станет никто этого оспаривать. <…> оригинальность есть такая вещь, пользу которой не могут понимать неоригинальные умы: они не могут видеть, сколько добра может принести она, а если бы видели, то и не была бы она оригинальностью. Первая услуга, какую должна оказать оригинальность этим умам, состоит в том, чтобы открыть им глаза, и когда они таким образом прозреют, то могут оказаться способны и сами сделаться оригинальными, а покамест пусть они не забывают, что все, что люди не делают, было когда-то сделано кем-нибудь в первый раз, и что все благо, какое только существует, есть плод оригинальности, — пусть они будут довольно скромны, чтобы верить, что оригинальность еще имеет кое-что совершить, и что они тем более в ней нуждаются, чем менее сознают в ней нужду».[120]
Всякий раз, когда Кадди вынуждена кому-то объяснять свою готовность мириться с выходками Хауса, она неизменно отвечает: «Он лучший врач, который у нас есть». Хаус — диагност последней инстанции. Пациентов направляют к нему, когда другие врачи зашли в тупик. Те, кто не хотят признать диагностический гений Хауса, не могут терпеть его эксцентричность.
Эксцентричность и моральный прогресс
Милль убежден, что общество должно позволить оригинальным личностям свободно самовыражаться и на словах, и на деле. Но те, кто, как Хаус, далеко отклонились от нормы и идут своим путем, пересекают тонкую грань и кажутся окружающим не просто оригиналами, но законченными чудаками. Однако Милль уверен, что и чудаки, и сумасброды нужны обществу: «В такое время, как наше, более, чем когда-либо, надо не запугивать, а, напротив, поощрять индивидуумов, чтобы они действовали не так, как действует масса. <…> теперь неисполнение обычая, отказ преклоняться перед ним, есть уже само по себе заслуга. Потому именно, что тирания мнения в наше время такова, что всякая эксцентричность стала преступлением, потому именно и желательно, чтобы были эксцентричные люди, — это желательно для того, чтобы покончить с этой тиранией. Там всегда было много эксцентричных людей, где было много сильных характеров, и вообще в обществе эксцентричность бывает пропорциональна гениальности, умственной силе и нравственному мужеству. То обстоятельство, что теперь так мало эксцентричных людей, и свидетельствует о великой опасности, в какой мы находимся».[121] Хаус выполняет важную социальную функцию — спасает жизни, когда другие врачи уже отступились. Кроме того, он — настоящий учитель. Но если бы Форман, Кэмерон, Чейз и другие сами не были личностями с сильным характером, отмеченным «гениальностью, умственной силой и нравственным мужеством», Хаус и близко не был бы таким эффективным лидером. Чтобы гений диагностики мог работать в полную силу, ему нужна команда врачей «с характером». И только общество, готовое позволить таким характерам расцветать, будет способно обеспечить Хауса подходящими кадрами.
За эксцентричный образ жизни приходится платить — люди сочтут, что вы чудак, и станут на вас коситься. Но Милль убеждает, что чудаки оказывают нам неоценимую услугу. В попытке открыть что-то важное за границами существующего порядка они не боятся бросить вызов враждебному обществу. Консерваторы при каждом удобном случае спешат уверить нас, что большинство новых идей, мнений и экспериментов с жизнью оказываются хуже старых, и уже в силу этого чудаки наверняка потерпят крах. Но даже своими неудачами они служат обществу. Превращая собственную жизнь в лабораторию, эксцентричные люди способствуют созданию новых образцов для подражания, оригинальных идей и мнений. В конечном счете они помогают нам обретать жизнь, которую стоит прожить.
Здесь следует отметить, что Милль находит прямую связь между поиском такой жизни и поиском истины. Он пишет: «Утверждают, что некоторые верования столь полезны, чтобы не сказать необходимы для общего блага, что охранять их для правительства не менее обязательно, как и охранять какие-либо другие общественные интересы. <…> Полезность какого-либо мнения есть также предмет суждения и предмет столь же спорный, так же подлежащий критике и так же нуждающийся в ней, как и самое мнение. Утверждать, что такое-то мнение вредно, и на этом основании лишать свободы его высказывать, — предполагает такое же притязание на непогрешимость, как если бы дело шло не о вреде или пользе мнения, а об его истинности или ложности. Неправильно утверждать, что будто может быть дозволено доказывать пользу или безвредность мнения, и запрещено только доказывать или опровергать его истинность, потому, что истинность мнения составляет всегда существенную часть его полезности».[122]
Хаус почти идеально совмещает поиск жизни познанной и поиск истины. В эпизоде «Бритва Оккама» диагност приходит к изящной теории, объясняющей болезнь ошибкой аптекаря. Приняв эту гипотезу, он спасает пациента. Но аптекарь утверждает, что не мог ошибиться; и семья больного не может ни доказать, ни опровергнуть такую версию. Хаус методично пересматривает все лекарства в больничной аптеке, пока не находит то, что искал: таблетки колхицина, внешне почти неотличимые от таблеток от кашля. Можно было бы заметить, что хаусовская потребность быть всегда правым подпитывается его нарциссизмом, но этот же нарциссизм движет его жаждой познать истину. А, как уже было сказано, истинность мнения — необходимое условие его полезности.
Безусловно, Хаус — тот тип характера, что описан в классике кантри «Мамы, не позволяйте вашим мальчикам вырасти в ковбоев»:
Многим из нас мир, в котором не найдется места для Хауса, покажется неуютным местом. Нам есть чему учиться у таких людей, как он, и общество только выигрывает, относясь к их эксцентричности, как к добродетели и позволяя ей цвести пышным цветом.
