— Надо же! У нас на центральном рынке и то дешевле, — сказала Надежда и выключила свет.
Утром Николай сел в сорок восьмой троллейбус и поехал на работу.
Сослуживцы говорили ему, что он совсем не загорел.
— Да, облупился, — отвечал он, — и дожди были.
Соловьи в сентябре
Теплым сентябрьским вечером некоторый молодой человек по имени Леша направлялся к дому некоторой молодой девушки по имени Лида. В одной руке молодой человек нес бутылку сухого красного вина за один рубль шестьдесят пять копеек. В другой — букет гвоздик за один рубль двадцать пять копеек. Леша, конечно, с удовольствием нес бы еще и торт, и книгу — лучший подарок, — но у него было только две руки.
Вечера этого молодой человек ждал, может быть, всю жизнь, а может быть, и немного меньше, потому что питал радужные надежды.
Потому что любил он уже названную молодую девушку Лиду чистой студенческой любовью, не обремененной всяческими грубыми намеками: мол, постоим в подъезде или посидим на лавочке. Любил по-настоящему — по русым волосам не гладил, руку на ее колено со словами 'Эх, Лидуха!' не клал, в глаза таинственно не заглядывал и ноздрей при этом не раздувал.
И за все это имел он справедливые надежды на взаимность, которые должны были осуществиться именно в этот теплый сентябрьский вечер, потому что был день Лидиного рождения, о котором ежедневно помнил Леша, хотя никаких приглашений не следовало, потому что настоящие друзья приходят без приглашений. Да… Вот так и возникает новая молодая семья, незаметно пробивая себе дорогу в зарослях показной красивости, животной чувственности и внешнего благополучия. Возникает ячейка, а потом крепнет. 'Мне не надо судьбы иной, — думал Леша, — лишь бы день начинался и кончался тобой'. Эту мысль, услышанную по радио от Эдуарда Хиля, он запомнил навсегда, а когда запомнил — переписал в записную книжку.
Лида, конечно, удивится, открыв дверь. А он протянет ей букетик алых гвоздик, символ жен летчиков эскадрильи 'Нормандия-Неман', и скажет: 'Это тебе, Лида, в день твоего рождения…' И она сразу поймет, что он настоящий друг, потому что настоящих друзей не приглашают — они сами приходят. А потом выйдет из кухни Клавдия Мартыновна, вся в муке, всплеснет руками и всхлипнет. А он протянет ей бутылку сухого красного вина и скажет просто: 'Это вам, Клавдия Мартыновна, в день рождения вашей Лиды…'
И они пойдут с Лидой в ее комнату, он поможет ей по начерталке, и ее русый локон будет касаться листа ватмана… И ясно станет, что через каких-нибудь четыре года отметят они вступление в законный брак искрометной молодежной свадьбой. А раньше зачем?.. И дело совсем не в проверке чувства. За свои с Лидой чувства Леша отвечает. Просто надо специальность получить, на ноги встать. А еще года через два появится Митька. А раньше зачем?.. И дело совсем не в эгоизме. Просто надо дать окрепнуть семье, в театр походить, на выставку, на каток… А что? Митька родится — им по двадцать семь. Митьке десять — им тридцать семь. Митьке двадцать — им сорок семь. Митьке тридцать — им пятьдесят семь. Митьке сорок — им шестьдесят семь. Митьке пятьдесят — им семьдесят семь. Митьке шестьдесят — им восемьдесят семь… Дойдя до восьмидесяти семи, будущий отец позвонил в квартиру будущей Митькиной матери, которой сегодня исполнилось двадцать.
— Кого это еще несет? — услышал он, стоя за дверью, голос Клавдии Мартыновны. — Кто там?
— Воры, — добродушно пошутил Леша, потом кашлянул и сказал серьезно: — Это я, Клавдия Мартыновна.
— Кто я?
— Ну я, Леша!
— Какой Леша?
— Никакой. Просто Леша.
Замок щелкнул, дверь нерешительно открылась.
— Это вам, Клавдия Мартыновна, в день рождения вашей дочери, — просто произнес Леша и протянул будущей теще бутылку сухого красного вина.
— Вы к Лиде, что ли? — чуть откинув голову назад, спросила будущая теща, недоверчиво глядя на бутылку.
— К Лиде! — грустно-торжественно сказал будущий зять.
— А ее как раз и дома нет. Может, ей передать чего?
— Это я сам, — улыбнулся Леша и понюхал гвоздики. — Вот она удивится, когда меня увидит.
— Вы что, зайти хотите? — без особого энтузиазма сказала Клавдия Мартыновна.
— Да, уж надо, как говорится, подождать… В такой день…
— А вы кто будете? — Клавдия Мартыновна сделала шаг назад.
— Неужели вы меня не помните? Я у вас в марте был. С Лидой занимались.
— Может, и помню, — пожала плечами Клавдия Мартыновна. — К Лидочке много ходят.
Из большой комнаты доносился типичный застольный шум — стук ножей о тарелки, чоканье…
— Отмечаете? — поинтересовался Леша.
— Родственники собрались, — сказала Клавдия Мартыновна. — А молодежь в ресторане гуляет… Приехали Армаз с Леваном из Сухуми… Лидочка у них летом отдыхала… Ну, вот они за это в ресторан ее пригласили со всеми друзьями.
— Мне лично грузины нравятся, — сказал Леша, — и молдаване хорошие ребята, и эстонцы…
— А вам Лида ничего не говорила? — спросила Клавдия Мартыновна.
— Забыла, наверно. Она ведь с огоньком, — сказал Леша.
— Да! Не скоро теперь придет… Дело молодое… Небось на всю ночь.
— А вы, Клавдия Мартыновна, не беспокойтесь… Пейте винцо, ставьте его на стол, гвоздички — в воду. А я Лидочку здесь подожду. В прихожей постою… И к тому же, я думаю, Лида не выдержит — прибежит домой отметить в кругу семьи… Все-таки такой день…
— Кланя! С кем ты там антимонии разводишь? — раздался из комнаты чей-то несвежий голос.
— Иду! Иду! — крикнула Клавдия Мартыновна. — Тут ктой-то к Лидочке пришел!..
— Ну, так чего? — продолжал все тот же несвежий голос. — Коли наш человек — пусть с нами выпьет, а коли не наш — зачем тогда жаловал?..
— Нет-нет, — поспешно сказал Леша. — Поздравьте всех-всех от меня… А я уж как-нибудь тут… Я уже сегодня кушал. Спасибо.
— Дело хозяйское, — сказала Клавдия Мартыновна, — а в прихожей неудобно швейцаром стоять. Вытрите ноги и посидите в Лидочкиной комнате… Только раньше утра она не заявится… Уж поверьте… Лучше б написали записочку, если что важное…
— Клавдия Мартыновна! — душевно сказал Леша. — Милая вы моя!.. Я же друг!
И он крепко пожал руку Клавдии Мартыновне.
Оставшись в уютной маленькой комнатке Лиды, Леша подумал: 'Может, сейчас объявить всем о своем решении?.. Нет. Надо дождаться Лиды и уж вместе с ней, крепко взявшись за руки, войти и объявить… А Лида — человек! Она понимает толк в дружбе… Она гордая, поэтому и не замечает меня. Придет, увидит меня, потупит взор и опустит голову на мое плечо… И все станет ясно без слов… И почему она с ним не здоровается, и почему он к ней не подходит, и почему у нее своя компания, а Леша как будто и не существует… Потому что настоящее, чистое чувство надо уметь скрывать, если оно возникло. А оно возникло еще в марте, когда он по просьбе бюро помог ей сделать эпюр. И она тогда сказала: 'Спасибо'. И вот теперь, через полгода, он решился. Он взвесил чувства, он не ошибается и в день ее двадцатилетия пришел сказать ей, что он помнит ее простое девичье задушевное 'спасибо', что он готов протянуть ей свое дружеское молодежное 'пожалуйста'.
За окном, несмотря на сентябрь, заливались соловьи.
Леша взял со стола альбом фотографий… Лиде — годик. Вот таким же будет и их Митька. Только
