психоаналитиком. Это намного дольше тех нескольких месяцев, которые рекомендовал Фрейд. Возможно, современные подопечные аналитиков более бестолковы и требуют более длительного анализа, но, может быть, это нужно для того, чтобы они сумели познать больше секретных приемов удержания людей в терапии.
Сейчас и мода, и финансирование лечения изменились, и люди начинают избегать длительной терапии. Маятник качнулся в другую сторону.
Изучая современную психотерапию, мы видим разительные перемены, произошедшие за последние двадцать лет. Нет больше горстки терапевтов, разбирающихся с горсткой попавших в беду людей. Психотерапия превратилась в индустрию. Подобно копировальным машинам, затопившим весь мир бумагой, университеты штампуют терапевтов всех видов. Среди них — психологи, психиатры, социальные работники, школьные психологи, промышленные психологи, гипнотерапевты, терапевты- наркологи, врачи- терапевты, консультанты по вопросам брака, семейные терапевты дюжины направлений и т.д. Эти терапевты повсеместно заполняют офисы и агентства. Частично это результат рекламы психотерапии в средствах массовой информации. В телесериалах главные герои проходят психотерапию и говорят об этом как о части своей жизни. Ведущие ток-шоу обсуждают своих терапевтов, предлагая аудитории себя в качестве примера. Женские журналы посвящают этому вопросу целые страницы. Психологи, выступающие по телевидению и радио, советуют все бросить и начать лечение. “Как только ваш муж согласится на консультацию, все будет прекрасно”, — этот призыв психолога по радио слышат миллионы.
Когда психотерапия стала стилем жизни, разве может терапевт говорить о краткости ее проведения? Не похоже ли это на хвастовство “Дженерал Моторз” о том, как быстро они могут изготовить “кадиллак”? Или на хвастовство хирургов о том, как мало времени им потребуется для операции на сердце? На заре психотерапии, когда люди были беднее и не было системы медицинского страхования, лечению пристало быть коротким. Сейчас, чтобы стать терапевтом, нужно столько денег, что возвращение инвестиций выглядит вполне справедливым. Дорого обходится не только само обучение и получение диплома выпус кника — есть еще и обучение в аспирантуре. Да плюс еще расходы на собственную психотерапию. Ибо подразумевается, что она каким-то образом сделает терапевта более преуспевающим. (Это также способ обеспечить клиентов тренерскому персоналу, который иначе сидел бы без работы. Четыре аналитика и четыре бизнесмена, обремененные чувством вины, несколько встреч в неделю — вот все, что требуется стороннику терапии, чтобы на несколько лет вперед избежать поисков рекомендаций). Помимо академических расходов, терапевты должны обращаться в частные институты для обучения терапевтическим навыкам, которым их не научили в университете. Требование непрерывности образования вынуждает посещать семинары и конференции. Терапевтическая практика в наши дни — это колоссальное вложение денег, и мы должны это принять и включить расходы в гонорар.
Психотерапевт — не единственный, кто зарабатывает платой за терапию. Подобно тому, как за спиной одного солдата в бою стоят 40—50 человек в тылу, так и за спиной терапевта — вереница поддерживающего персонала. Это администраторы тренинговых институтов, охранники и судьи, работники больниц и тюрем, сотрудники отделов рекламы, учителя детей с психическими отклонениями, системные теоретики, редакторы журналов, издатели, штат профессионального союза, лица, выдающие лицензии, юристы, специализирующиеся на делах по конституционным правам, и т.д. Очевидно, что терапия должна обеспечивать не только терапевта и его семью, но и весь вспомогательный персонал, вовлеченный в данную область.
Может ли краткосрочная терапии давать тот же доход, что и длительная? Некоторые быстро работающие терапевты утверждают, что может, но только если ты готов зарабатывать потом и кровью. Чтобы “краткосрочный” терапевт полностью заполнил свои рабочие часы, требуются значительные усилия. Одно время у меня была частная практика краткосрочной психотерапии, и чтобы зарабатывать как практикующий длительную терапию, мне необходимо было иметь клиентуру в три-четыре раза больше. Необходим постоянный приток клиентов, ибо они все время меняются. Помню, как я завидовал “длительным” терапевтам, которые могли составить расписание своих встреч с пациентами на год вперед с уверенностью, что все они будут оплачены. В краткосрочной терапии при улучшении состояния делается перерыв, и после этого клиент переходит к посещениям раз в две недели или раз в месяц. Что же будет с этим пустующим часом на следующей неделе? Возможно, появится новый клиент, а может быть, и нет. А может быть, в поисках клиента потребуется обращение в Ассоциацию родителей и учеников. Необходимость назначить встречу становится нравственным решением, а не рутинным вопросом.
Кроме того, сам стиль краткосрочной терапии более утомителен. Рабочий день более уплотнен. Например, на первом сеансе терапевт должен попытаться выяснить, в чем именно состоит проблема клиента, и понять, какие дальнейшие действия необходимо предпринять, причем все это сделать за час. При этом, как правило, проблема формулируется, и клиенту дается директивное указание. Второй сеанс выявляет реакцию клиента на указание, которое в соответствии с ней переопределяется. К третьему сеансу уже появляется изменение к лучшему, и встречи могут стать более редкими. Начинается поиск новых клиентов. Какой контраст с длительным подходом, при котором требуется три встречи, чтобы заполнить историю болезни, еще три — чтобы построить генограмму, и только после этого терапевт начинает размышлять над путями решения проблемы. Насколько же легче откинуться на спинку кресла и сказать: “Расскажите-ка об этом поподробнее” или “Вы не спрашивали себя, почему вас так огорчило мое сегодняшнее опоздание?”
Длительная терапия может быть неспешной, ибо у нее нет четкой цели. Краткосрочная же терапия требует, чтобы все действия вели к некой цели. Невозмо
В распоряжении “длительных” терапевтов все самые лучшие теории, рационально обосновывающие их техники и длительность лечения. И я имею в виду не только целое столетие разговоров и писанины о психодинамической теории, но и современные модные течения в философии. От теоретизирования по поводу бессознательного до высоколобых дискуссий об эпистемологии, эстетике, конструктивизме, хаосе — один шаг. Если теория сложна, практика (то есть терапия) может позволить себе быть простой, особенно если теория толкует о том, что у человека не в порядке, а не о том, что сделать, чтобы дать шанс этому человеку измениться. “Краткосрочные” терапевты обычно привязаны к разговорам о том, что делать, и это, разумеется, не способствует глубоким идеологическим дискуссиям. Кроме того, по краткосрочной терапии мало литературы — по сравнению с 70 тысячами книг и статей, посвященных психодинамической теории.
Другая проблема: “краткосрочные” терапевты не склонны соглашаться с теорией сопротивления. Они верят, что человек получает то, на что надеется, и, конечно, это убеждение препятствует борьбе за установление сотрудничества с клиентом. Длительная терапия опирается на теорию сопротивления, которая дает повод для бесконечного лечения, необходимого, чтобы преодолеть это сопротивление. В ее багаже также и мощная теория о том, что, если клиент хочет закончить лечение, это значит, он со противляется изменению, и настоящего улучшения не наступило, а посему терапию необходимо продолжить. “Длительная идеология” дает возможность терапевту самому решать, когда закончить лечение, поэтому сроки лечения — в надежных руках. Терапия продолжается, пока терапевт не решает, что клиент приблизился к совершенству, насколько это можно сделать за время человеческой жизни.
Нельзя не оценить и важность имиджа терапевта при выборе типа психотерапии. “Краткосрочный” терапевт склонен видеть себя человеком спешащим и напряженным. “Длительные” терапевты порой имеют скучающий вид, выслушивая так много от такого малого количества людей. Даже брачные отношения не требуют столь тесной близости. Хотя “длительные” терапевты выглядят как мудрые философы, способные предложить клиенту наилучший из возможных совет, клиент все же должен решать сам за себя. В удобном кресле, в хорошо оформленном кабинете, желательно с камином, терапевт терпеливо выслушивает клиента, как добрый друг, с которым вы встречаетесь годами. Иногда конфронтация необходима, но если