направлений.
Эриксону больше нравилось подходить особо к каждому случаю, нежели следовать определенному методу. Большинство современных ему терапевтов старались найти метод, подходящий для каждого случая. Эриксон не стремился к этому. Носить ярлык, например, “семейный терапевт” означает или не иметь возможности осуществлять разные интервенции, или быть обвиненным в отступничестве от “школы”. Это также значит оказаться в одном лагере с коллегами, которые могут и не одобрить твои действия. Я сам никогда не хотел называться семейным терапевтом, потому что подобный ярлык ограничивает индивидуальный подход. Очевидно, что любой терапевт средней руки работает именно с семьями и для этого ему вовсе не требуется принадлежать к определенной терапевтической категории.
Эриксон считал, что терапевт получает от клиента то, что ожидает от него получить. Теория систем основана на идее о самокорректирующейся, управляемой системе, которая предотвращает изменение. Если муж в изменениях заходит сл
Можно принять академическую позицию и задать вопрос: не лежат ли истоки эриксоновской терапии в семейной терапии? Чтобы на него ответить, необходимо дать определение семейной терапии, а это сделать нелегко. Эриксон обычно работал с семьями, но не так, как другие семейные терапевты. Однако это можно сказать и о любом семейном терапевте, так как в семейной терапии масса различных школ, каждая из которых работает с семьей по-своему.
Изучая эриксоновскую терапию, я часто расспрашивал его о совместных семейных интервью, бывших в то время новинкой для психотерапии. Однако он все-таки чаще встречался с членами семьи по отдельности. По сути своей эриксоновская терапия была индивидуальной. Отдельный индивид — вот та единица, с которой он обычно работал. Терапевт всегда действует в чью-то пользу, и Эриксон считал, что должен действовать в пользу индивида. Впрочем, он был готов увеличить единицу терапии до двух человек. Это могли быть муж и жена, мать и ребенок или терапевт и клиент. Как правило, он не работал с тремя людьми как с одной проблемной единицей и не мыслил в терминах коалиций, как это делают многие семейные терапевты. Конечно, были исключения, но сейчас я имею в виду его типичные методы.
Например, Эриксон однажды рассказал нам с Джоном Уик- лендом случай с женщиной, имевшей целый букет сексуальных комплексов. Эриксон превратил ее в сексуальную особу и даже убедил ее танцевать обнаженной в спальне. Но с ее мужем Эриксон не работал. Мы спросили, разве его не заботит, что мужу придется реагировать на столь неожиданный сексуальный энтузиазм жены? Мы рассматривали ситуацию с точки зрения систем и предполагали, что у этой пары был контракт о закомплексованности жены. Это могло быть ее способом дать мужу возможность избегать сексуальных отношений. Когда она изменилась и у нее появились определенные требования к мужу, брак мог оказаться под угрозой разрушения. И разве задача предотвратить эту проблему не входит в обязанности терапевта? Эриксон ответил, что он так не считает. Он сказал, что если муж пассивно принимал закрепощенность своей жены, то и теперь, когда она изменилась, он пассивно примет изменение. То есть Эриксон, очевидно, не считал, что у проблемы жены была особая функция относительно мужа; он не считал также, что создает треугольник, работая только с женой и пренебрегая мужем. Он работал с женщиной и ее индивидуальными сексуальными комплексами.
Однако это не означало, что он исходил из таких же предпосылок, работая с другими случаями. Например, жена пришла к нему с жалобой на то, что у ее мужа всегда, когда они ложатся в постель, возникает эрекция. (Хейли, 1986, с. 159). Независимо от ее действий Эриксон дал мужу задание мастурбировать перед сном и ложиться к жене в постель уже без эрекции. Жена была польщена, что может сама возбуждать мужа. Муж был польщен реакцией жены. Это семейная терапия? Я не встречал подобного случая ни в одном из журналов по семейной терапии.
Позвольте мне подойти к данному вопросу исторически. Я встретил Эриксона на одном из его семинаров в 1953 году, когда я присоединился к проекту Грегори Бейтсона по коммуникации. Мы приступили к исследованиям гипноза, и я с Джоном Уиклендом часто ездил в Феникс к Эриксону, или он навещал нас, приезжая в Сан-Франциско. Это началось в 1955 году и продолжалось в течение многих лет. Мы начали понимать, что у Эриксона свой, особый подход к психотерапии и исследовали этот подход наравне с гипнозом. В 1956-м, в рамках проекта Бейтсона, я проводил терапию с семьей шизофреника. Тогда же я открыл частную практику как гипнотерапевт и терапевт по вопросам брака. В 1957 году я провел много времени с Эриксоном, обсуждая клинические случаи, ибо нуждался в консультациях по краткосрочной терапии. Эриксон был единственным из знакомых мне терапевтов, использовавших в работе методы краткосрочной терапии.
С семьей, с которой я работал в 1956 г. в рамках проекта, на самом деле проводилась индивидуальная терапия — без родителей, потому что пациент их боялся. (Это был тот самый пациент, который послал маме в День Матери поздравительную открытку со следующим текстом: “Ты всегда была мне как мать”. — Хейли, 1959, с. 357). Тогда мы не считали, что это семейная терапия. Однако к апрелю 1957 г. мы работали уже с целыми семьями и называли это семейной терапией. Мы начинали думать в терминах теории систем. Я все эти годы консультировался с Эриксоном и к 1956 или 1957 году тоже начал работать с семьями. Проводил ли Эриксон семейную терапию в то время? Все зависит от того, как мы определим этот термин.
В 1959 году в рамках проекта Бейтсона была проведена специальная конференция с Эриксоном, названная конференцией по семейной и супружеской терапии. В то время мы считали Эриксона авторитетом по данному вопросу. По всей стране таких специалистов было не больше двух-трех. К тому времени мы уже применяли его идеи по семейной терапии, а он, возможно, наши. Однако он работал с парами и семьями до нас, поэтому мы не могли быть единственным источником его идей.
Возвращаясь к его типичному терапевтическому подходу, заметим, что он часто представлял клинический случай как индивидуальную проблему, однако работал и с членами семьи, вовлеченными в нее.
Позвольте мне привести один пример, относящийся к тому времени. Я был на практике в Пало Альто, и ко мне подошел пожилой господин. Он спросил, могу ли я вылечить его дочь. Он сказал, что другая его дочь уже была успешно излечена одним терапевтом. Я спросил, почему же он не отведет вторую дочь к тому же терапевту, раз тот был столь хорош. Джентльмен ответил, что не может позволить себе сделать это, потому что, когда он привел свою первую дочь к тому терапевту, тот посадил его на полгода под домашний арест. Вы можете легко догадаться, кто был этот терапевт. Я возразил, что он ведь мог от казаться от домашнего ареста. В ответ он уставился на меня, словно пораженный моей наивностью. В конце концов я все- таки уговорил его отвести дочь к Эриксону, что он и сделал. Интересно, что Эриксон был в достаточно хороших отношениях с этим человеком и, приезжая в Пало Альто, останавливался в его доме. Мо
Эриксоновский терапевтический подход поднимает вопрос не о том, семейная ли это терапия, а о том, что такое семейная терапия. Позвольте мне привести некоторые примеры для подтверждения правомерности данного вопроса:
1. Мужчина постоянно жаловался на страх умереть от сердечного приступа, хотя с сердцем у него все было в порядке. Эриксон поручил его жене раскладывать по дому литературу о похоронах каждый раз, когда муж начинал жаловаться (Хейли, 1986, с. 178). Мужчина избавился от страха. Что это было: индивидуальная или семейная терапия?
2. На первых этапах семейная терапия основывалась на теории вытеснения. И поэтому членов семей поощряли к проговариванию и выражению враждебных эмоций, а терапевт в это время указывал им, насколько враждебно они настроены по отношению друг к другу. Основное правило было такое: каждый член семьи может говорить все что угодно, ведь тем самым он избавляется от глубинных, скрытых чувств.
Похоже, что Эриксон придерживался другого взгляда на семью и способы ее исцеления. Он