— Я в газете одной читал, в метро чудовище какое-то водится, — тяжело дыша, молвил Айсман. — Перегрызает электропроводку, насилует монтеров или что-то типа этого.
Штирлиц уставился на Айсмана.
— Ну и что?
— Я вот и думаю, Борман в метро побежал, может быть он там и живет?
— Думаешь, это он? В смысле — чудовище?
Айсман промолчал.
— Насиловать монтеров — это он, допустим может, — сказал Штирлиц задумчиво. — Но перегрызать электропроводку — это слишком даже для Бормана.
Партнеры бежали дальше, но накачанный витаминизированным «Сникерсом» Борман далеко обогнал их и скрылся в темноте туннеля.
— Стоп! Теперь уже два туннеля!
— Что?
— Куда теперь бежать?
Штирлиц задумался. Два совершенно одинаковых пути, освещенные редкими фонариками.
— Я думаю так. Если стрелка стоит направо, значит Борман сам ее повернул и побежал налево, — сообщил Айсман.
— Ага, он так и подумал, что мы так подумаем. Поэтому перевел стрелку и побежал направо, чтобы мы повернули налево.
— Штирлиц! Ну, ты — голова! — восхитился Айсман.
Сыщики побежали дальше и минут через десять оказались в зловонной канаве, попахивающей разнообразными экскрементами.
— А, черт! Кажется, мы попали в канализацию!
Смертельно ругаясь и очень обидевшись на Бормана, они выползли на сухое место и осмотрелись.
— Ай! — вскричал Айсман. — Меня что-то за ногу укусило!
Штирлиц посвятил фонариком. На ноге Айсмана висела вставная челюсть.
— Это челюсть профессора Плейшнера, — сказал Айсман, — узнаю его прикус! Он меня уже кусал.
— Да, но свою челюсть, насколько я помню, Плейшнер уронил в бассейн с бегемотом.
— Значит, это все-таки Борман похитил бегемота, а заодно выловил и челюсть Плейшнера.
— Ладно, положи в карман, потом подарим профессору.
Борман опять ускользнул, но у Штирлица была бумажка с его адресом.
ГЛАВА 19. БОРМАН ПРИНИМАЮТ ГРЯЗЕВУЮ ВАННУ
Борода у Бормана не росла. Борман всегда переживал из-за этого, поскольку, имея абсолютно лысый, как биллиардный шар, череп и неприкрытый растительностью подбородок, было очень тяжело скрываться от вездесущих шпионов. И потом, нельзя было сделать тайную гадость.
Борман додумался пользоваться париком и приклеивал бороду с бакенбардами, но под этим гримом он ужасно потел, так что пользовался ими в исключительных случаях. Только в тех случаях, когда надо было кому-нибудь нагадить. Например, обменять фальшивые рубли в подворотне на настоящие доллары, или фальшивые доллары на настоящие рубли, или нанять рэкетиров, чтобы затерроризировать коммерческий магазин.
Отделавшись от Штирлица, Борман пришел в самое хорошее настроение и, чтобы его не узнали, нацепил грим «Бородатого». Добравшись до своей квартиры, он достал ключ и по привычке обернулся по сторонам. Все было спокойно. Но в квартире его ждало разочарование.
Вся посуда была разбита, мебель поломана, книжки со стеллажей лежали на полу с оторванными обложками, японский телевизор дымился на опрокинутом холодильнике. Только два мягких кресла остались неповрежденными, да и то только потому, что в них сидели Штирлиц и Айсман, воняя, как из канализации.
— Надо же! — вскричал Айсман. — Это тот мужик, у которого я обменивал доллары на рубли!
— Я тоже не знал, что они фальшивые! — вскричал перепуганный Борман. — И вообще это был не я! Тут какая-то ошибка! Я — театральный артист, а это мой грим!
Желая провести непрошеных визитеров, Борман сорвал парик, бороду и пышные наклеенные усы.
— Это был не я! — повторил Борман, только теперь понимая, что это он как-то непутево сделал.
— Здравствуй, Борман, — сказал вежливый Штирлиц. — Значит, ты и есть тот самый Бородатый? Так- так… А мы тут у тебя искали наркотики, но не нашли… Надо заметить, что квартиру ты обставил хорошо, хвалю. Лучше, чем наш подвал.
— Шт… ир…?
— Он самый, — подтвердил Айсман.
— Но вы же меня не будете бить?
— Тебя — нет, — ответил Штирлиц, вставая. — Борман, ты знаешь, в последнее время я всегда относился к тебе с большой душевной теплотой, так что имей в виду, когда я буду тебя бить, я буду бить в твоем лице чуждый мне административный уклад…
— Штирлиц, — вскричал Борман. — Это не я украл из сейфа Мюллера «вторую молодость»! Когда я залез в сейф, ее там уже не было!
Штирлиц и Айсман переглянулись. Им стало понятно, зачем Борман вскрывал сейф Мюллера и ничего при этом не взял. А что касается «второй молодости», то Штирлиц просто-напросто забыл положить чемодан с таблетками в сейф. Чемодан и сейчас валялся у Штирлица в кабинете под столом.
Борман пугливым зайцем метнулся к балкону, чтобы спрыгнуть с третьего этажа. Штирлиц достал «ТТ», предусмотрительно заряженный солью, и выстрелил. Он выстрелил очень быстро, но Борман все же успел наложить в штаны.
— Ай! — сказал Борман, сползая на пол и держась за задницу.
— Это только соль, — заметил Штирлиц. — Как в «Кавказской пленнице». Куда это ты убегаешь? Мы с Айсманом так тебя ждали! Даже оздоровительную ванну тебе приготовили, грязевую.
— Я себя прекрасно чувствую! — возразил Борман, потирая «горящие» ягодицы.
— Станет еще лучше, — пообещал Штирлиц и с любовью погладил его по лысой голове.
Вдвоем с Айсманом они оттащили упирающегося «Бородатого» в ванную комнату и, связав ему руки, бросили в ванну, наполненную черной водой.
— Что это?
— Я же тебе сказал: грязевая лечебная ванна. Это — чтобы ты соображал лучше.
— Ага, — поддержал его Айсман. — Я туда три мешка цемента насыпал. Упарился, пока нес, а все ради тебя!
— Цемента! — глаза Бормана наполнились ужасом. — Штирлиц! Я больше не буду!
— Так я тебе и поверил, — ответил Штирлиц и напомнил: — Учти, цемент затвердевает, так что говори побыстрее.
— Штирлиц! — взмолился бывший партайгеноссе. — Я больше не буду! Честное слово коммуниста!
— Коммунисты не наклеивают бороды, чтобы продавать фальшивые рубли!
— Это просто мое маленькое невинное хобби! Я не только рубли, я и доллары продавал!
— Айсман, засыпь еще один мешок цемента, что-то он не то говорит, — распорядился Штирлиц.
— Штирлиц! Я сделаю все, что ты скажешь.
— Где спрятан любимый бегемот пастора Шлага?
— На мясокомбинате, там Гиви Гмертошвили работает.
— Гмертошвили? Грузинистый такой, из подвалов ГКЧБ?
— Он!
— На, звони своим козлам, пусть бегемота накормят и никому не отдают. Скажи еще, что сейчас приедет Айсман, и пусть они его слушаются!
Борман покорно взял трубку.
