— Сама у него и спроси, когда он появится. — Люк окинул взглядом двор и заговорил быстрее: — Если Лонгчемпу придется ступить на землю твоего отца в поисках Тэлброка, он рассердится. И твоей родне эта встреча ни к чему.
Аделина видела, как Петронилла и ее любовник сосредоточенно о чем-то беседуют с отцом Амвросием. Их освещало неяркое зимнее солнце, но здесь, в хижине, тени, казалось, сгустились так, что наступила ночь.
— Уходи, — сказала она, — тебя могут заметить со мной. Лучник Люк отступил к двери.
— Через несколько дней, миледи, это будет уже не важно. Молись о том, чтобы у твоего отца осталась крыша над головой после того, как наш канцлер покинет это место. Молись и делай то, чего от тебя требует Лонгчемп. — Люк обернулся, осмотрелся, вышел из хижины и направился к большому дому.
Аделина отошла к стене и медленно осела — ноги не держали ее. Она думала, что у них впереди целая зима. По крайней мере несколько месяцев долгих, не нарушаемых чужим присутствием ночей, довольно времени для того, чтобы убедить Симона исчезнуть, взять себе иное имя; выманить Симона из крепости под видом простого солдата, чтобы он уехал в другой дальний гарнизон и жил там спокойно в безвестности. А теперь оказалось, что у них всего восемь дней, а может, и того меньше. Через восемь дней сюда явится с целой армией злейший враг, и Симону Тэл-броку не поздоровится.
Двойной костер поднимет на ноги Уильяма Маршалла. Время решает все, как сказал лучник. Если призвать на помощь слишком рано то люди Маршалла не обнаружат нападающих и могут проехать мимо. Солдаты Лонгчемпа увидят людей Маршалла и убьют Тэлброка безнаказанно. Если зажечь костры позже, то Маршалл прибудет в долину, когда там уже все будет разгромлено. В любом случае Уильям Маршалл не поверит, если не увидит собственными глазами, что канцлер короля нападает на нормандский форпост или на уэльского вождя, заключившего мир с королем.
Когда путь будет свободным и Маршалл вернется к себе, Лонгчемп явится, чтобы убить Симона, и продолжит вырезать людей Кардока. Только глубокий снег может остановить его.
Аделина опустилась на холодный, усыпанный шерстинками пол и скорчилась в углу. Со двора сюда проникал солнечный свет и доносились голоса пастухов Кардока, толпившихся возле медоварни. Петронилла и ее возлюбленный ушли за конюшню, счастливые в своем неведении. Откуда им знать, что беда может прийти быстрее, чем они сыграют свадьбу.
Аделина даже не пыталась остановить поток слез. Лучник намекал на то, что долину могут пощадить, если Тэлброка встретят далеко отсюда, на дороге в Херефорд. Глупо было так думать — Лонгчемпу хватит ума, чтобы не оставлять в свидетелях тех, кто знал о его деяниях. Кардок, отдавший в жены свою дочь тому, за кем охотился Лонгчемп, не избежит смерти.
Петронилла, продев палец за ремень Хауэлла, тащила его в конюшню. Аделина отвернулась. Не будет никакой свадьбы, и те любовные утехи, что радовали их в течение вот этих двух недель, могут стать последними в их жизни.
Аделина зажала уши, чтобы не слышать радостного гула голосов счастливых людей. Пройдет всего несколько дней, и здесь начнется бойня, раздадутся крики и стоны, прольется кровь. Много крови.
Но первым Лонгчемп расправится с Тэлброком. Аделина всхлипывала, сдерживая рыдания, потом прикусила губу, представив, как Симон умирает у нее на глазах от меча какого-нибудь приспешника канцлера. Мертвое тело Тэлброка поперек крупа коня, еще одна жертва интриг Лонгчемпа.
Бревенчатые стены хижины плыли в тумане. Аделина проклинала себя за то, что родилась женщиной. Мужчин учат владеть мечом, учат постоять за себя. У них в распоряжении есть нечто посущественнее ума и хитрости. Но она, чтобы спасти своего возлюбленного, могла пользоваться тем единственным оружием, что досталось ей от Бога, — умом. Кровь гудела у нее в ушах, ревела как море. Вот, должно быть, что чувствуют мужчины, бросаясь на врага, — ярость, в которой тонет все остальное.
В этот момент Аделина уже знала, что убьет Лонгчемпа до того, как тот сможет нанести удар ее мужу. Чтобы убить его, хватит и кухонного ножа, правда, если она сможет подобраться к врагу так близко.
Ей вспомнился последний вечер перед отъездом из Нормандии. Лонгчемп остался тогда с ней один, без охраны. В то время она боялась канцлера короля, ей хотелось как можно скорее распрощаться с этим мрачным человеком. Теперь она готова была жизнь заложить, чтобы вернуть тот вечер, взять свой тонкий острый серебряный кинжал и проткнуть сердце дьявола.
Да, на дороге в Херефорд появится беззащитный всадник без охраны, но то будет не Симон Тэлброк.
Со двора донесся тревожный крик, и Аделина вскочила на ноги. Неужели Лонгчемп уже явился?
Майда бежала к воротам, не замечая грязи, забрызгавшей подол ее нарядного малинового платья. Аделина подошла к дверям. Майда пыталась протиснуться сквозь плотное кольцо людей, окруживших жеребца Симона и полунагого всадника на нем. По рукам от одного к другому к ней, Майде, передавали два завернутых в одеяло свертка. Сверток побольше и сверток поменьше. Мужчины с готовностью подставляли плечи.
— Помогите ей, — крикнул Тэлброк, перекрывая возбужденный гул голосов, — они тяжелые.
Майда закачалась и опустилась на колени, по-прежнему прижимая к груди свою ношу. Аделина рванулась было к ней, но остановилась в смятении. Из одного свертка показалась голова с прилипшими к черепу мокрыми золотисто-рыжими волосами. Другой бесформенный сверток ожил и зашевелился. Из-под промокшей ткани высунулась детская нога.
Со стороны дома донесся дикий рев. Кардок, покачиваясь, шел с крыльца, в ужасе глядя на скорчившуюся Майду и завернутых в промокшие тряпки детей, ухватившихся за ее подол.
Аделина заметила Кардока раньше остального и заступила разъяренному отцу дорогу. Он оттолкнул ее и рванулся к полунагому всаднику.
Симон согнулся под первым ударом Кардока, но успел собраться и не дал ударить себя вторично, перехватив руку нападавшего. Аделина видела, как напряглись могучие мышцы на спине ее мужа, когда он прижал запястье отца к луке седла. Свободной рукой он ударил Кардока по пальцам, заставив разжать кулак. Сарацинская сабля упала в грязь. Но, падая, острое лезвие успело задеть шею жеребца, тот заржал и встал на дыбы. Кардок успел откатиться, чтобы не попасть под копыта.
Хауэлл, словно очнувшись, бросился к Кардоку и оттащил его подальше.
— Смотри, — закричал он, — смотри, они живы. Майда даже не подняла головы. Она не видела ничего из того, что происходило между отцом ее детей и мужем падчерицы. Дети, которых она успела освободить от мокрой одежды и переодеть в то сухое, что оказалось поблизости, очнулись от шока и разревелись. Майда пыталась встать, держа на руках своих хнычущих, с посиневшими губами сыновей. Она не желала никому их отдавать и с ними на руках, поддерживаемая домочадцами, побрела к дому.
Толпа с охами и ахами продолжала наблюдать за тем, как Тэлброк сражается с раненым жеребцом. Кардок поднялся на ноги и с ревом призвал людей к порядку. Хауэлл выскочил вперед и схватил коня за уздечку, но уронил ее, еле успев увернуться от желтых зубов жеребца.
— Держись от него подальше! — крикнул Тэлброк, давая обезумевшему коню возможность отступить к частоколу. Он тихо и ласково заговорил со своим раненым другом, затем соскочил с седла, но поводья продолжал удерживать в руке. — Дайте какую-нибудь тряпку, — спокойно приказал он. — Несите ее сюда, но не делайте резких движений.
— Вот. — Петронилла сбросила с плеч свою шерстяную тунику и протянула ее Аделине.
Тэлброк взглянул через плечо.
— Подходи ко мне сзади, медленно.
Удерживая уздечку одной рукой, другой он зажал рану и стер кровь, струившуюся по дрожащей потной шее коня. Аделина приняла из трясущихся рук Петрониллы тунику и подошла к мужу. Тэлброк не глядя взял то, что подала ему жена.
— Теперь назад, — коротко бросил он.
— Открой дверь конюшни, — сказала Аделина Хауэллу. — Вторую дверь. Открой ее пошире и отгони остальных коней вглубь.
Конь все еще упирался и дрожал, когда Тэлброк загонял его в полутемную конюшню.
— Не подходите, это не боевой конь, он не приучен держать удар. — Симон убрал ткань и увидел, что кровотечение приостановилось. — Как я и думал, это всего лишь царапина — глубокая, но царапина.
— Я его вылечу, — вызвался Хауэлл.
