В начале шестидесятых годов внимание европейских географов приковано к Африке. Экспедиции, одна за другой, отправляются вглубь Черного материка. В исследовании его соревнуются все страны Европы.
Не отправиться ли и Пржевальскому в Африку?
Но столь же неисследованная область земного шара расстилается и у самой русской границы, у рубежей недавно присоединенных к России среднеазиатских и дальневосточных территорий. Эта область — Центральная Азия. Ее исследование для России и для русской науки — задача несравненно более важная, чем исследование Африки!..
«Сильная, с детства взлелеянная страсть к путешествию», жажда научных открытий — сочетались в Пржевальском с любовью к отечеству, с горячим желанием потрудиться ему на пользу. Естественно, что Пржевальский решил посвятить свою жизнь исследованию не Африки, но Азии.
Рассчитывая, что экспедицию в Центральную Азию легче будет организовать в граничащей с нею Сибири, молодой офицер подал по начальству прошение о переводе его на Амур.
Начальство не оставило прошение без ответа: Пржевальского посадили под арест на трое суток.
Но Пржевальский был не таким человеком, которого могла остановить неудача. «Я верю в свое счастье», — писал Николай Михайлович. Он стал готовиться в Академию генерального штаба, чтобы, окончив ее, добиться назначения в Восточную Сибирь.
Как ни тяготился Пржевальский службой в полку, но и она была полезной школой для будущего путешественника. Военная выучка пригодилась ему впоследствии, когда в глубине азиатских пустынь он с кучкой отважных спутников обращал в бегство многолюдные разбойничьи шайки, рассчитывавшие поживиться вьюками его каравана.
Служа в полку, Пржевальский по шестнадцать часов в сутки занимался подготовкой к экзаменам в Академию. Однополчане прозвали его «ученым».
Стояло лето 1861 года. Несколькими месяцами ранее, 19 февраля, царь подписал манифест, в котором объявлялось, что «крепостное право на крестьян отменяется навсегда».
Отмены крепостного права настоятельно требовало экономическое развитие России. «И после 61-го года, — пишет Ленин, — развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых старых странах Европы целые века»[6]. «Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка».[7]
Однако Ленин подчеркивал, что «крестьян «освобождали» в России сами помещики…»[8] Поэтому «пресловутое «освобождение» было бессовестнейшим грабежом крестьян, было рядом насилий и сплошным надругательством над ними»[9].
Крестьяне встретили «Положение» 19 февраля 1861 года массовыми волнениями. Власти подавляли их вооруженной силой.
Широкому движению крестьянских масс сопутствовал также революционный подъем в передовых кругах интеллигенции. Революционные демократы Чернышевский, Герцен, Огарев, Шелгунов выступили с резкой критикой реформы.
Чернышевский писал, что из «освобождения» крестьян «выйдет мерзость». Он говорил о крестьянской реформе: «Лучше пропадай все дело, которое приносит вам только разорение!» «Освобождение — обман», — писал Герцен в своем «Колоколе». Огарев заявлял: «Старое крепостное право заменено новым… Народ царем обманут».
Революционные настроения интеллигенции — в особенности молодежи — проявлялись сильнее всего в Петербурге. После студенческих беспорядков 1861 года власти даже сочли необходимым закрыть Петербургский университет.
Именно в это время (летом 1861 года) Пржевальский «с тощим кошельком и большими надеждами на будущее», — как пишет один из его биографов, — приехал в Петербург, чтобы держать экзамен в Академию генерального штаба.
До нас не дошло ни одного прямого свидетельства о том, как откликнулся Пржевальский на события 1861 года, о том, как отнесся он к реформе, сократившей крестьянские наделы и заменившей крепостную зависимость крестьянина трудовой и денежной повинностью за пользование наделом. Нет свидетельств и о том впечатлении, которое произвели на Пржевальского акты насилия, сопровождавшие введение реформы. Но зная — позднейшие его высказывания о положении земледельцев, невозможно допустить, чтобы он мог быть удовлетворен реформой.
Так в своем «Путешествии в Уссурийском крае» (1870), описывая бедствия земледельцев (казаков и крестьян) на Дальнем Востоке, Пржевальский осуждал «принудительную барщинную систему и суровые меры, ее сопровождавшие». Он возмущался таким положением, при котором земледельцы «бoльшую часть своих заработков должны были отдавать теперь в уплату прежде сделанного долга». «Все это в долг и в долг! — с горечью писал Пржевальский. — Когда же он будет выплачен?.. Быть может, все еще надеются на лучшее будущее?.. Но увы! едва ли это будущее может быть лучшим. Без коренных изменений в самом устройстве населения нет никакой вероятности надеяться на что-либо более отрадное против настоящего».
В своей книге «От Кяхты на истоки Желтой реки» (1888) Пржевальский с большим сочувствием рассказал о положении земледельцев в Восточном Туркестане: «На семью в 5–6 душ едва ли придется 1? — 2 десятины земли; обыкновенно земельный надел еще меньше… К столь незавидной доле следует еще прибавить полную деспотию всех власть имущих, огромные подати, эксплоатацию кулаков, чтобы понять, как не сладко существование большей части жителей».
Невозможно предположить, чтобы страдания родного народа вызывали у Пржевальского меньше сочувствия, чем страдания чужеземцев…
? бурное лето 1861 года Пржевальский усиленно готовился к экзаменам, потом блестяще сдал их и осенью приступил к занятиям в Академии. Сильно нуждаясь, живя впроголодь, Николай Михайлович обучался здесь военным наукам, а все свободное время посвящал изучению трудов по географии, ботанике, зоологии.
Сохранилось много рассказов о замечательной памяти Николая Михайловича. По словам его товарища по Академии — Фатеева, Пржевальский часто предлагал раскрыть знакомую книгу на любой странице и прочитать вслух одну-две строки, а затем уже сам продолжал наизусть целые страницы, нисколько не отступая от текста.
Только по одному предмету Пржевальский получил в Академии плохую отметку. Будущий великий географ, определивший впервые десятки пунктов в Центральной Азии, заснявший глазомерной съемкой тысячи километров неведомых до него пространств и прославившийся точностью своих карт, получил такой низкий балл за практическую съемку местности, что его едва не исключили из Академии!
Произошло это потому, что Пржевальского послали на съемку в Боровичский уезд, не представлявший для него ни малейшего географического интереса. Зато охота здесь была отличная, и она настолько захватила страстного охотника, что съемке он не уделял почти никакого внимания.
Весной 1863 года Пржевальский окончил Академию и был произведен в поручики.
Один из его товарищей так описывает его в эту пору: «Он был высокого роста, хорошо сложен, худощав, симпатичен по наружности и несколько нервен. Прядь белых волос в верхней части виска при общей смуглости лица и черных волосах привлекала к себе невольное внимание».
В конце 1864 года мы видим Николая Михайловича преподавателем географии в Варшавском юнкерском училище.
В Варшаве он познакомился с известным зоологом В. К. Тачановским, большим знатоком
