обсерватории на горе Вильяме. Я видел мерцающие отблески с экрана видеофона, когда те пробегали по полированной поверхности телескопа, и, не поворачиваясь, уже знал ответ.
— То же самое, — резко бросил Порталес, словно подначивая меня подпрыгнуть от такого ответа. Но я и не подумал огрызнуться. Последние три года, исполняя обязанности директора обсерватории, он постоянно портил мне жизнь, так что я привык к его враждебному отношению ко мне. Это безнадежно, как бы я не ухищрялся порой поставить его на место.
Еще немного понаблюдав, я собрался домой.
Спустившись по ступенькам, я принялся крутить ручки настройки моего коротковолнового автомобильного приемничка, надеясь узнать, что говорят в Токио или Йоханненсбурге. Но я не смог поймать никакого сообщения о феномене, хотя был уверен, что все люди, где бы они не находились, видели то же самое.
Тогда я вернулся в купол, чтобы изменить настройку телескопа.
Переспорив Порталеса, я опустил телескоп так, чтобы получить четкое изображение внутри атмосферного слоя. Нацелившись на горизонт, я сперва никак не мог поймать космических странников до того, как они вспыхивали. Тогда, сменив объектив, включил фотоаппаратуру. Остановив следящий механизм, я принялся снимать происходящее в небесах. Я исходил из того, что наводнившие небо объекты неизбежно, хоть однажды до вспышки попадут в объектив.
Затем я отправился домой и вновь включил приемник. Проведя с ним пару часов, я даже умудрился поймать программу новостей из Швейцарии. Конечно, я оказался прав — такое происходило во всем мире.
Часа через два позвонил Порталес и сказал, что накопился уже целый рулон снимков, и не пора ли ему их проявлять? Было бы слишком легкомысленно положиться на его юношеские капризы, скорее всего он загубил бы нужный кадр. Я приказал уложить снимки в контейнер, и, как всегда, поступил правильно.
Когда фотографии вынули из раствора, я пробежался пальцами по тридцати-сорока фотографиям пустого пространства, пока не отыскал с десяток таких, на которые я рассчитывал.
Это были не метеориты.
Отнюдь.
Каждый из огоньков в небе оказался живым существом. Живым существом! Но не человеком. Далеко не человеком.
Только по фотографиям можно было узнать, на что они похожи, пока корабль проекта “Захват” не поднялся и не выловил в небе одного из них. До тех пор мы не отдавали себе отчета, насколько же они больше нас, не знали, что они светятся изнутри, и что они… телепаты.
Лишь потом я узнал: пленить одного из них на самом деле не представляло никакой проблемы. Корабль раскрыл грузовой люк и, поворачиваясь на боковых рулевых ракетах, используя манипуляторы для отлова плавающих в пространстве предметов, поймал создание. Существо, однако, легко могло избежать пленения или же ухватиться одной из своих семипалых рук за противоположный край люка и не позволить затащить себя вовнутрь. Но ему, как позже мы узнали, было любопытно, Этому существу исполнилось пять тысяч лет, но оно не знало, как далеко мы способны зайти. Оно само нырнуло в люк.
Когда в числе пяти сотен других ученых (Порталес тоже ухитрился выбить себе местечко среди избранных шарлатанов благодаря старому сенатору Гуверману) мы прибыли в Смитсониан, где содержали пришельца, то оказались поражены. Просто стояли и изумлялись.
Пришелец (он или она — этого мы никогда так и не узнали) походил на египетского бога Ра. Голова ястреба, если, конечно, он имел какое-то отношение к ястребу; огромные узкие глаза зеленого цвета, испещренные малиновыми, янтарными и черными крапинками. Худое, как будто истощенное, но человекообразное тело с двумя руками и ногами. Кости и суставы не соответствовали строению тела человека, но четко обрисовывалась грудная клетка, просматривались ягодицы, колени, подбородок. Существо было бледного, молочно-белого цвета, если не считать грудь как у ястреба, ярко-синюю, бледнеющую книзу. Светло-синий клюв тоже бледнел к основанию. Семь пальцев на ногах, семь когтей на руках.
Бог Ра. Бог Солнца. Бог Света.
У Создания была бледная, но четко различимая аура, окружающая его наподобие нимба. Мы стояли и смотрели на него. Он находился в стеклянной клетке. Говорить было не о чем: перед нами — первое живое существо из другого мира. Вот уже несколько лет, как мы вышли в космос: сперва в 1963 году добрались до Луны, затем, в 66-ом — до Марса. Раньше мы считали, что Вселенная безгранична, и там могут встречаться невероятнейшие существа, соперничающие с любым воображением. Но это было первое инопланетное существо, с которым мы встретились.
Мы не сводили с него глаз. Существо было футов тридцать ростом.
Порталес что-то прошептал Карлу Леусу из Калтеча. Я про себя фыркнул: Порталесу никогда не избавиться от своих манер, было бы кому его вовремя попридержать. Хотя пройдоха он еще тот. Пришелец же явно не произвел на Леуса впечатления. Леус также явно не интересовался тем, что говорил ему Порталес, но став лауреатом Нобелевской премии 1963 года, он чувствовал себя обязанным быть вежливым даже с несносными болтунами вроде моего ассистента.
Военный (как же его звали?) стоял на возвышении у высокой вместительной стеклянной клетки, в которой находилось существо, неподвижное, но наблюдавшее за нами.
Пришельцу предоставили пищу на любой вкус, просунув ее в прорези кормушки, но он просто глядел вниз, молчал, словно развлекаясь, и не двигался, как будто не испытывая интереса.
— Джентльмены, джентльмены, минутку внимания! — пропел нам военный. Постепенно воцарилось молчание, отражающее уважение и к нему и к его мерам безопасности, которые причинили нам столько неудобств еще до начала этого совещания. — Мы собрали вас… — ну и помпезно прозвучал он своим “мы”, словно он — воплощение Правительства, — чтобы попытаться решить загадку: кем является это существо, и что ему надо от Земли. Мы считаем… это создание… величайшая опасность… — и пошел, и пошел, извергая глупости и пародируя все предшествующие страхи в духе того, что мы уже слышали по отношению многих земных народов. Он даже не мог понять, что мы над ним посмеиваемся и с удовольствием согнали бы его с трибуны. В этом создании не было ничего опасного. Какой смысл брать в плен существо, собравшееся обратиться в прах, как и остальные его соплеменники, продолжающие сгорать в нашей атмосфере.
Но мы выслушали военного до конца. Потом подошли поближе и стали разглядывать существо. Оно приоткрыло клюв, гримаса до удивления напоминала улыбку. Я почувствовал, как меня начала бить дрожь. Дрожь вроде той, какая бывает, если слушаешь очень эмоциональную музыку, или вроде той, что бывает, когда занимаешься любовью. Дрожь всепроникающая, затрагивающая самые глубины моего тела. Я не мог объяснить откуда эта дрожь, но она была лишь прелюдией. Я отогнал все мысли, отстранился от собственной личности, словно “Когито эрго сум” — подлинный атрибут бытия. Перестав думать, я стал игнорировать все необычное…. и вдохнул аромат космоса и дальних миров.
Миров, в одном из которых ветры такие сильные, что животным пришлось отрастить шипы на ногах. Ими они цеплялись за грунт. В том мире один сезон — буйство разноцветных листьев, а другой — бледно- белый, как плоть личинки. Там по лазурным небесам плавают три луны, и играет невидимая лютня. Ей аккомпанируют моря и пустыни. Мир чудес, который старше человечества, древнее, чем память Вселенной.
Внезапно я понял: я слушал телепатический рассказ звездного странника. Итк — кажется так оно называло себя… Что это? Имя? Кличка? Пол? Неясно. Оно одно из пятисот сотен тысяч созданий его племени, прибывших в Солнечную Систему.
Прибывших? Нет, скорее всего это неправильное слово. Они появившиеся…
Не на ракетах, ничего столь примитивного. Не кривизна пространства, даже не сила мысли. Они перепрыгнули из своего мира при помощи… как это называли? Как человеческий язык может произнести то, что непостижимо человеческому разуму? Они прибыли за доли секунды. Не мгновенно, поскольку для этого потребовалось бы множество сложных приспособлений или же гигантские расходы энергии. Их метод за пределами всего этого, выше этого. Он суть перемещения в пространстве. И они появились, преодолев метагалактики, сотни тысяч световых лет, неизмеримые расстояния… А Итк был одним из них.
Так он начал разговор с некоторыми из нас.
Не со всеми. Некоторые из нас его не слышали. Не могу объяснить это ни присущими любому из нас
