сверху смех той толстой леди, эхом прокатившийся по обледенелой тундре. Бенни совсем обезумел от ярости. Он стал раскидывать консервы в разные стороны, а мы копались в снегу и кололи лед, в надежде найти хоть что-нибудь, что-нибудь, что прекратит наши муки, разочарование. Выхода не было.
Тогда у Бенни изо рта потекла слюна, и он набросился на Горристера…
В этот момент я ощутил в себе ужасающее спокойствие.
Одни в бескрайних полях, в тисках голода. Здесь все оборачивается против нас,
Я решился. Главное, сделать это быстро.
Бенни вцепился зубами в лицо Горристера, который лежал на боку и молотил снег ногами и руками, а Бенни, обхватив Горристера в талии мускулистыми обезьяньими ногами, с силой сжимал его тело, как орех сдавливают щипцами, а зубами разрывал нежную кожу на его щеке. От резких криков Горристера сверху обрушилось несколько сталактитов, они вонзились стоймя в снежные сугробы и превратились в пики, тысячи торчащих из снега пик… Бенни резко откинул голову, будто лопнула какая-то нить. У него в зубах остался кровавый кусок сырого мяса.
Лицо Элен чернело на фоне белого снега, черное лицо, испещренное белыми конфетти из меловой пыли… Белые точки на костяшках домино… Нимдок с каменным лицом, только глаза, одни глаза… Горристер в полубессознательном состоянии… Бенни, превратившийся в зверя… Я знал, что ЯМ даст ему наиграться вдоволь. Горристер не погибнет, но Бенни набьет свой желудок. Я нагнулся и вытащил из снега огромную ледяную пику.
Все свершилось в одно мгновение: я выставил перед собой внушительного размера острие, как таран уперев его в правое бедро, и ткнул им Бенни в бок, как раз под ребра. Острие пронзило ему живот и сломалось внутри. Он упал лицом в снег и затих, Горристер лежал на спине и не двигался. Я вытащил еще одну пику, встал, широко расставив ноги, и загнал ее в самое горло Горристера. Его глаза сразу же закрылись. Элен, хотя и была скована страхом, сразу же поняла, что я задумал. Она бросилась к Нимдоку с короткой сосулькой, которую с размаха вонзила в его открытый рот (в этот момент он закричал), и ее удар сделал свое дело: голова Нимдока судорожно дернулась назад, ее словно прибили ледяным гвоздем к корочке наста.
Все свершилось в одно мгновение.
В безмолвном ожидании слышалась мерная поступь вечности. Я услышал, как ЯМ вздохнул. У него отобрали любимые игрушки. Троих уже не воскресить, они мертвы. Благодаря своей силе и таланту он мог поддерживать в нас жизнь, но Богом он не был. Вернуть их он не мог.
Элен взглянула на меня. Ее лицо казалось неподвижным, будто выточенным из черного дерева, черное лицо на белом фоне. В ее взгляде я прочел страх и мольбу, она была готова. Я знал, что у нас остался лишь миг, лишь один удар сердца, прежде чем ЯМ нас остановит.
Ее сразило мое оружие. Она упала мне навстречу. Изо рта хлынула кровь. Я ничего не смог прочесть на ее искаженном лице, слишком сильна была боль, но, возможно, она хотела сказать: “Спасибо!”. Пожалуйста, Элен.
С тех пор, кажется, прошла не одна сотня лет, впрочем, не знаю. ЯМ частенько развлекается с моим чувством времени. Я скажу слово “сейчас”. Сейчас. Чтобы произнести его, потребовалось десять месяцев, хотя я не уверен. Мне кажется, что прошли сотни лет.
ЯМ рвет и мечет. Он не дает мне похоронить их. Но это не имеет значения. Все равно невозможно вырыть могилу, если пол сделан из стальных плит. ЯМ растопил снег. Погрузил все во мрак. Ревел и насылал саранчу. Бесполезно, они остались мертвы. Я победил его. Он рвал и метал. Раньше я считал, что ЯМ ненавидит меня. Я ошибался. Это даже не было и тенью той ненависти, которая сейчас исходила от каждой его детали. Он сделал все, чтобы я страдал вечно, но убить меня он не мог.
Он не тронул мой разум. Я могу мечтать, могу удивляться, могу жаловаться на судьбу. Я помню всех четверых и хочу…
Но это не имеет значения. Я знаю, что спас их, спас от того, что потом случилось со мной, но я до сих пор не могу забыть, как убил их.
Лицо Элен.
Нет, забыть невозможно, хотя иногда хочется. Но это не имеет значения.
Я думаю, что ЯМ сделал из меня частицу своего мозга. Ему не хотелось бы, чтобы я на бегу врезался в компьютерную ячейку и разбил череп. Или сдерживал дыхание, пока не грохнусь в обморок. Или перерезал горло о ржавый лист металла. Я опишу себя таким, каким себя вижу.
Я представляю собой мягкую, студенистую массу немалых размеров. Я круглый, без рта, с пульсирующими белыми отверстиями вместо глаз. В отверстиях — туман. Руки превратились в резиновые отростки. Вместо ног — бугорки из мягкой скользящей субстанции. Когда я передвигаюсь, то оставляю за собой влажный след. Болезненные пятна серого вещества то появляются, то исчезают на моей поверхности, будто откуда-то изнутри меня пытается пробиться луч света.
Внешне я представляю собой немое ползучее существо, совершенно несхожее с человеком, настолько похабную на него пародию, что человек кажется еще более отвратительным, чем он есть.
Внутренне я здесь одинок. Здесь — под материками и морями, в чреве компьютера, который мы создали потому, что не могли сами справиться со своими проблемами, ибо наше время истекло, и мы бессознательно верили, что компьютер сделает это лучше. По крайней мере, четверо из нас спасены.
ЯМ будет сходить с ума от ярости. От этой мысли становится чуточку теплее. И все же… ЯМ победил… Вот она, его месть…
У меня нет рта, чтобы кричать.
ПЫЛАЮЩЕЕ НЕБО
Они падали с неба, пылая, и гибли тысячами. Их крики звенели у нас в головах, и, спасаясь от этих звуков, люди бежали, ища спасение, но спасения не было ни для кого из нас. Небо полыхало смертью. Ужасно и невероятно, но… они не были людьми.
Все началось поздно вечером. Сначала в ночи сверкнула искорка. Затем, задолго до того как она погасла, загорелась другая, еще одна… Все небо превратилось в выставку драгоценностей, оно переливалось бесчисленными опалами.
Я смотрел с крыши обсерватории и видел их всех — крохотные бриллиантовые иглы, хлынувшие вниз, словно огненный дождь. И сразу же я инстинктивно почувствовал: происходит нечто важное. Важное не в смысле важности пятидюймового пластикохромового покрытия на стабилизаторе твоего нового коптера, важное не так, как важна, например, война, но важное как процесс познания вселенной. И я знал — то же происходит по всей Земле!
Сомнений не оставалось. Они падали по всему небосводу, до самого горизонта… И пылали… Но небо не становилось светлее. Все выглядело так, словно на небе вспыхнули миллионы новых звезд, каждая из которых жила не дольше секунды.
Я наблюдал за происходящим, пока меня не окликнул Портал ее:
— Френк! Френк, спускайся-ка… Это же фантастика!
Я слетел по винтовой лестнице под купол обсерватории и увидел Порталеса, сгорбившегося над окуляром телескопа. Он колотил кулаком по коробке верньерной настройки. Похоже, он делал это инстинктивно.
Я оттолкнул его в сторону и проскользнул на место наблюдателя. Телескоп был нацелен на Марс. Небо Марса тоже горело. Такие же отблески света, та же пиротехника — огоньки, спиралями скользящие вниз. Целый вечер мы изучали красную планету, и я совершенно четко видел, как светлело и темнело небо по всему лику планеты.
— Позвони Бикелу в Вильсон, — попросил я Порталеса. — Спроси насчет Венеры.
Я услышал, как Порталес набирает номер, и прислушался к его разговору с Ароном Бикелом из
