деля его на две части. Эти части получили названия Старый город и новый город соответственно. Старый Кабул расположен на правом берегу реки, а Новый – это районы левобережья.

Правительственные кварталы города, где расположены здания посольств и министерств, расположены на левом берегу Кабулки. Признанным центром Нового города является площадь Пуштунистан и так называемый 'Арк' – дворец. Дворец, выстроенный в 1883 г ., многие годы был резиденцией эмиров. Вблизи него – ряд министерств. На улице, ведущей к дворцу, установлена Колонна независимости, воздвигнутая в 1919 г . в честь завоевания независимости.

Именно здесь, совсем недавно танк Ватанджара произвел первый выстрел по дворцу, ставший сигналом к саурской революции. Дауд погиб, и теперь в Афганистане была новая власть – коммунистическая. Но дворец, переименованный в Дом народа, по-прежнему был ее пристанищем…

В самом роскошном кабинете Арка, у выходящих на площадь окон стоял среднего роста человек с роскошными седыми усами. Одет он был не в афганскую, а в европейскую одежду – черный костюм, рубашка галстук. В руках у него были четки, янтарные, небольшие, нанизанные на веревку камушки, которые он то начинал перебирать, то просто держал в руках, наслаждаясь их гладкостью и внутренним теплом.

Человек думал.

Да, не все было просто. Прошло уже больше года после того, как свершилась революция – а все стало еще сложнее.

Но он никогда не думал, что будет так сложно.

Он вспомнил себя в конце шестидесятых – тогда они только создали партию и он, будучи проездом в Москве, был принят некоторым и чиновниками ЦК КПСС. Нет, товарищ Брежнев его конечно же не принял, ведь он тогда не был главой государства, он был всего лишь главой маленькой, только что созданной партии, пусть и коммунистической. Но заведующий сектором в ЦК Ульяновский с ним встретиться согласился.

Тараки поразила Москва. Выросший в Афганистане, в одной из самых нищих стран на земле, писатель и поэт Нур Мухаммед Тараки полдня потратил на экскурсии по Москве. Он просто не мог представить не мог вообразить – даже несмотря на то, что жил в столице Афганистана, в Кабуле – что можно жить именно так, как живут люди в Москве. Причем здесь так – жили все.

Он до сих пор помнил и нудный, монотонный голос Ульяновского. Только сейчас, уже сам старый и убеленный сединами человек, он только сейчас понял, насколько был прав этот занудный секретарь ЦК. Тогда ему, еще молодому казалось – стоит только выйти к народу с правдой, стоит только прокричать ее – эту правду – и все будет по-другому, так же как и в СССР. Из феодализма его страна, его родина шагнет сразу в светлое будущее – в социализм, где не будет баев, генералов, купцов, где все будут равны в труде и в отдыхе, где все будут просто, по-человечески счастливы.

А теперь, спустя год после того, как он находится в этом кабинете Тараки все чаще начал ловить себя на мысли, что к социализму они не идут – от социализма они отдаляются…

Когда НДПА еще находилась в подполье – да, тогда тоже было 'два крыла' партии – Парчам и Хальк. Да, разногласия были и весьма серьезные. Да, иногда доходило даже до рукоприкладства – было и такое. Но! Как бы то ни было, какие бы разногласия их не разъединяли – цель у них была единой и она объединяла. Ради этой цели – построения нового, социалистического Афганистана – можно было забыть все обиды, все разногласия и стать в единый строй, когда это необходимо. И они победили. Победили, пришли к власти, стали справедливой в стране, которая никогда не знала справедливости. А теперь… А теперь Парчам готовит государственный переворот против него.

Впервые за все время, пока он находился в этом кабинете, в должности генерального секретаря ЦЕ НДПА, Тараки посетила мысль, что что-то он делает не так. Да, его бывшие соратники вероломно и подло пытались организовать мятеж. Но в чем-то виноват и он.

Становилось страшно. Тараки начинал думать, что ноша, которую он принял на свои плечи – не по нему, что гораздо проще быть просто писателем. Но отступать было нельзя…

– Товарищ генеральный секретарь, прибыл товарищ Сарвари

Тараки оглянулся на своего адъютанта и телохранителя, бывшего начальника Царандоя подполковника Сайеда Дауда Таруна.

– Пусть войдет.

Но член ЦК НДПА, министр безопасности Афганистана Асадулло Сарвари не стал ждать – вошел в кабинет сам, по пути весьма невежливо отстранив с пути адъютанта Тараки.

– Иди, Сайед… – взмахом руки Тараки отпустил своего телохранителя, своим приближенным он многое прощал, в том числе и нарушение протокола. Не до протокола сейчас.

Если бы Тараки разбирался в людях – многое он сделал бы не так как сделал. Он не принял бы своим адъютантом подполковника Таруна, снятого с должности после той грязной и подозрительной истории со штурмом номера с похищенным американским послом. Но за него просил 'любимый ученик' – Хафизулла Амин – как было отказать? Принял.

Он бы попытался переманить Таруна в свой лагерь, сделать его не просто своим адъютантом – но его приближенным, обладающим какой-то властью. Тот, кто имеет почти постоянный доступ к телу Вождя должен выделяться среди других. Не сделал. Работает человек – и пусть работает. Тарун так и остался человеком Амина и за свое новое трудоустройство был благодарен именно ему – а не генеральному секретарю лично.

Наконец сейчас, он бы заметил тот мимолетный проблеск в глазах Таруна – и понял, что этот человек опасен. Не понял. Не заметил.

Выйдя из кабинета Тарун огляделся, сел на свое место. В приемной никого кроме него сейчас не было, и увидеть то, что он делает никто не мог. А поэтому, он выдвинул ящик стола, в котором лежала толстая, в кожаном красном переплете книга, открыл ее. Нажал на кнопку, включающую магнитофонную запись от подслушивающих устройств, поставленным в кабинете генерального секретаря НДПА. Кабинет проверяли на наличие подслушивающих устройств еженедельно – но делали это люди из управления контрразведки АГСА, руководитель которого, Азиз Ахмад Акбари, племянник зашедшего в кабинет Асадулло давно почувствовал, что сила – за Амином и переметнулся в его группировку. Облегчило переход на другую сторону то, что Амин три года вел с ним партийные занятия, о чем не знал его дядя. Работал на Амина и первый заместитель Сарвари – Наваб Али. Подслушивающие устройства искали – но никогда не находили…

В кабинете Тараки сел за приставной столик, напротив посадил Сарвари. Асадулло был его давним и проверенным сторонником, всегда занимал его сторону, поэтому он ему доверял безоговорочно. Четверо его сторонников, которым он доверял, только четверо – Ватанджар, Гулябзой, Сарвари и Маздурьяр. Так как им, он не доверял никому, даже Амину – Амину он вообще не особо доверял. Просто был падок на лесть – именно Амин придумал титул 'Дорогой учитель', каким и величал Тараки. Да и работать кто-то должен – работоспособностью Амин превосходил всех, Тараки – на порядок, работал по двадцать часов в сутки, лично вникал во все, занимал сразу несколько постов – и на всех должностях реально работал.

Начал Сарвари, как это и полагается издалека…

– Как ваше здоровье, учитель…

Нур усмехнулся

– Поживем еще. А как твое?

– Не жалуюсь…

– Да я уж слышал что и в самом деле, не жалуешься…

Про похождения четверки в Кабуле и окрестностях ходили слухи. Министерство безопасности и его основная сила – АГСА их никак не пресекало, более того – запускало новые. Частично, слухи эти были правдивы – в конце концов четверка представляла собой всего лишь четверых офицеров, молодых, самый старший из которых имел майорское звание. И вот волею судьбы они были вознесены почти к самой вершине власти. Перегибы, конечно были…

– Простите, учитель… – потупился Сарвари, про себя подметив, что донес скорее всего Амин. Сволочь лизоблюдская…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату