– Молодость… – улыбнулся Тараки – сам был молодым. Но и пятнать партию я не позволю, так и передай остальным. А теперь – говори.
– Товарищ генеральный секретарь…
– Ну говори, говори…
– Я хочу поговорить относительно товарища Амина.
– Относительно Амина… – Тараки не хотел затевать этот разговор, но делать было нечего – говори про Амина…
– Он задумал вас убить.
– Амин змея! Это змея и он ужалит вас, как только вы на миг отвернетесь от него!
– Амин ваш товарищ…
Тараки вдруг понял, что дальше отмахиваться от этой информации просто опасно.
– Кто тебе это сказал.
– Мой племянник Азиз. Он …
– Я знаю кто он такой. Почему в таком случае он не исполняет свой долг, а просто говорит обо всем тебе? Почему ты не исполняешь свой долг?
– Он боится. В его аппарате почти все считают руководителем партии Амина, а не вас, учитель. Ему уже напоминают, что он мой родственник. Если он отдаст приказ арестовать Амина – вместо Амина арестуют его самого.
Тараки встал со своего места, молча прошелся по кабинету, перебирая четки, подошел к окну. Вот и настало новое время. Время новое, а методы решения проблем старые – пуля в спину, нож, удавка. Возможно, этот дворец, в котором раньше жил король – проклят и тот, кто правит из этого дворца страной обречен быть королем….
Тараки вернулся за стол.
– Если позиции Амина в органах госбезопасности так сильны – значит любой, кто прикажет его арестовать будет арестован сам.
– Да, это так. Но проблемы можно решать разными способами…
Нур Мухаммед Тараки, генеральный секретарь ЦК НДПА задумался, потом провел по лицу ладонями – привычный жест, оставшийся еще с тех времен, когда он пять раз в день совершал намаз…
– Можешь готовиться. Совсем скоро я выезжаю в Гавану, на конференцию неприсоединившихся государств. По пути заеду в Москву, встречусь с товарищем Брежневым.
– Как вам будет угодно, учитель…
Тарун заметил, что Сарвари вышел из кабинета в гораздо более бодром и веселом настроении, чем вошел. Значит, разговор был важным – и закончился он успешно. И конечно он был записан. Тарун снова огляделся, снова выдвинул ящик стола и отключил магнитофон – пленки оставалось совсем мало, а встретиться для получения новой у него никак не выпадало время. Генеральный секретарь в последнее время работал допоздна. Но сегодня он скажется больным и передаст-таки пленки…
Кабул, Аэропорт
23 августа 1979 года
На сей раз летел как белый человек.
Как белый человек – это не в брюхе транспортного Ила или АНа – а на обычном аэрофлотовском ТУ- 154, рейсом из Шереметьево в Кабул. Примерно треть самолета занимали такие же как я – возвращающиеся с отдыха, с лечения и по замене специалисты. Остальные две трети – афганцы, в основном молодежь, студенты, которые в массовом порядке ехали учиться в Союз. Молодой, еще неокрепшей революции нужны были подготовленные кадры…
Что берет с собой советский человек, когда едет в загранку, в развивающуюся страну. Нет не большую сумку, это когда в развитую – большие сумки, а в развивающуюся… Первым делом – это, конечно же водка. Куда без нее, родимой. Таможня пропускала по две бутылки в одних руках, но договориться было можно. Везли в основном 'Пшеничную' и 'Московскую – но кое у кого была и 'Старка'. Водку везли и те, кто не пил – потому что с ее помощью в совзагранучредждениях открывались любые двери и решались любые проблемы.
Второе что везли – это мелочевку. То, что в Союзе стоит копейки, даже не обращаешь внимание – купил и купил, за границей может стоить на порядок дороже, а что-то и вовсе – просто не купишь. В общем – пустым не ехал никто.
Не ехал никто и трезвым – особенно неприятно было то, что многие уже садились в самолет пьяными, а сразу после взлета – доставали и начинали добавлять. В основном гражданские – гражданских контрактов в Афганистане для СССР было все больше и больше – но и военные несильно отставали. Может, мои слова и покажутся кому то глупыми – но нажираясь в хлам на глазах у возвращающихся в страну молодых афганцев ты позоришь не только себя – ты позоришь и всю страну.
Сели сразу и мягко – с первого захода – кружить не пришлось. С высоты Кабул вообще выглядит изумительно – он расположен в горной котловине, и зрелище просто изумительное – горы, лепящиеся к ним дома, рассекающая надвое город река…
Сосед мой – пехотный майор, от которого разило пивом – не алкоголем, а именно пивом проснулся перед самой посадкой. Зевнув, уставился в иллюминатор
– Первый раз? – не отрывая взгляда, от медленно плывущих внизу гор спросил он
– Второй… – в разговор мне вступать не хотелось.
– А я третий уже… Эх, Афган, Афган… Куда распределяют?
– Пока не знаю…
– Ты вот что… – майор наклонился ко мне – если в Кабуле остаться не удастся, просись на север. Понял? Куда нибудь на север.
– А что так?
– Граница наша рядом. Понял?
– Понял… – протянул я – спасибо…
– Не за что…
На трап я вышел одним из первых – просто у меня было меньше всего вещей, а с вещами протискиваться через узкие самолетные проходы между креслами… сами знаете. Если в Москве уже было пасмурно – то здесь по-прежнему солнце не только светило, но и грело, по-настоящему грело. Народ выходил из самолета, делился на группы – за кем-то прислали машину из посольства, кто-то на автобусе поедет, кто то – на частнике. Увидел майора, помахал ему – тот в ответ махнул рукой мне. Заметив старенький ПАЗ, направился к посольскому автобусу, пристроившись в хвост редкой цепочки людей.
Ни один из прилетевших – кроме меня – не заметил маленькой, но очень важной детали. Там, где была диспетчерская вышка, на высоте, за стеклами постоянно отсвечивал этакий солнечный зайчик, причем в одном и том же месте. Может, кто-нибудь и поверил бы, что это случайность – но не я. Кто-то целенаправленно отслеживал – кто прибывает в страну рейсами из Москвы…
Кабул, район Вазир-Акбархан
