Иосиф Бродский после России

собой разумеющееся и поэтому особенно не описываешь. А в остальные места совершаешь вроде паломничества. Нью-Йорк я ощущаю своим городом — настолько, что мне не приходит в голову что-то писать о нем. И переселяться отсюда в голову не приходит, разве что обстоятельства могут вынудить. На сегодняшний день это для меня абсолютно естественная среда. Перефразируя Александра Сергеевича, Нью-Йорк — это мой огород. Выходишь на улицу в туфлях и в халате» (ПМ).

На смерть Жукова («Вижу колонны замерших внуков…») Т. 3. С. 73.

Впервые: Континент. 1974. № 1.

Стихотворение построено на перекличке со стихотворением Г. Р. Державина «Снигирь» (См.: Лотман М. «На смерть Жукова» (1974) // Как работает стихотворение Бродского: Из исследований славистов на Западе. М.: НЛО, 2002. С. 64–76).

«Песчаные холмы, поросшие сосной…» Т. 3. С. 74–75.

Впервые: НСА.

Темза в Челси («Ноябрь, светило, поднявшееся натощак…») Т. 3. С. 76–78.

Впервые: Вестник РХД. 1976. № 1.

Автокомментарий Бродского: «Описание Лондона, более или менее подробное. Это стихотворение для меня достаточно важное; то есть ничего важного, разумеется, нет, но именно с него начинается отход от стандартной, что называется, железной метрики. Здесь я начинаю немножко разваливать размер. Это, как ни странно, продиктовано не английской поэтической традицией, но французской. Я помню, что принялся читать антологию французской поэзии, и мне показалось, что можно повернуть дикцию больше к силлабике, усилить силлабический элемент. Так случилось, что это были стихи про Лондон» (ПМ).

«Колыбельная трескового мыса» («Восточный конец империи погружается в ночь. Цикады…») Т. 3. С. 81–91.

Впервые: Континент. 1976. № 7.

Комментарий Бродского: «Кейп-Код [Cape Cod — мыс на атлантическом побережье, в штате Массачусетс, известная курортная зона; дословно — «Тресковый мыс»] здесь, в общем, случайно. Стихотворение написано к 200-летию Соединенных Штатов. Мне захотелось отметить это замечательное событие, приятно было это делать. <…> А посвящение А. Б. — это Андрюшке [Андрей Басманов (р. 1967) — сын И. Б. и Марианны Басмановой, адресата (под именем М. Б.) многих стихотворений Бродского]. <…> Стихотворение я начал писать на Кейп-Коде, а закончил здесь, на Мортон-стрит [улица в Нью- Йорке, где Бродский жил с 1975 по 1993 г.], этажом выше, в квартире своей нынешней соседки. В Провинстауне, на Кейп-Коде, я несколько недель околачивался» (ПМ, 150).

И надо / всем пылают во тьме, как на празднике Валтасара/письмена 'Кока- колы' — «Больше всего хлопот в этом стихотворении мне доставила светящаяся реклама кока- колы. Я хотел передать определенную ассоциацию — с огненными знаками, которые появились на стене во время пира Валтасара и предрекли конец его царства: «Мене, мене, текел, упарсин»… Прямого соответствия рекламному символу кока-колы по-русски нет. Я решил употребить архаично звучащее слово — «письмена», которое может означать и клинопись, и иероглифы, и вообще какие-то непонятные знаки, да? Мне кажется, образ от этого выиграл и ассоциация с древним пророчеством усилилась» (БКИ, с. 107).

Мексиканский дивертисмент Т. 3. С. 92–102.

Впервые: Вестник РХД. 1976. № 3.

«Бродский поехал в Мексику по приглашению Октавио Паса вместе с Марком Стрэндом и Элизабет Бишоп; был в Мехикосити, где читал лекцию, начинающуюся словами: 'Does the poet have an obligation to society?' Навестил Октавия Паса в Гуерна-ваке, ездил на машине по Юкатанскому полуострову на юго- востоке страны, где находятся архитектурные памятники майя» (Полухина В. Иосиф Бродский: Жизнь. Труды. Эпоха. СПб.: Звезда, 2008. С. 232).

В интервью Еве Берч и Девиду Чину в 1980 г. Бродский говорит об этом цикле: «Единственно, что, по-моему, стоит сказать об этих стихах, — это то, что темой была Мексика, не конкретно Мексика, а, как я полагаю, состояние духа, помещенного на менее благоприятный для него фон. Или я думаю, что это была тема. Я пытался использовать традиционные испанские метры. Первая часть, о Максимилиане, начинается как мадригал. Вторая, «1867» — где о Хуаресе, — сделана в размере чокло, то есть аргентинского танго. «Мерида», третья часть, написана размером, который в пятнадцатом веке использовал величайший испанский поэт, я думаю, всех времен — Хорхе Манрике. Это имитацтия его элегии на смерть отца. И «Романсеро» — традиционная испанская вещь, эти тетраметры. Есть приближение к современным стихам в главе «К Евгению». И классический пятистопный ямб — нормальная, обычная вещь, приводящая домой, — в заключительной энциклопедической части «Заметка для энциклопедии». ВВВ конце концов, это называется дивертисмент. Он должен иметь дело с манерами, со стилями, которые там используются. Если можно так выразиться, это дань культуре, о которой идет речь <…> Боюсь, некоторые люди в Мексике рассердились, потому что стихи немножко в духе Ивлина Во» (БКИ, с. 61).

Осенний крик ястреба («Северо-западный ветер его поднимает над…») Т. 3. С. 103–106.

Впервые: Russica-81: Лит. сб. Нью-Йорк, 1982.

По мнению А. Долинина претекстом этого стихотворения является стихотворение Н. С. Гумилева «Орел» (1909), которое в свою очередь опирается на образы стихотворения Жозе-Мариа де Эредиа «Смерть орла» (Долинин А. Воздушная могила: О некоторых подтекстах стихотворения Иосифа Бродского «Осенний крик ястреба» // Эткиндовские чтения 2: Сб. статей по материал Чтений памяти Е.Г. Эткинда 2002 и 2004 годов. СПб.: Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2005. Ср. там же замечания А. Долинина о других претекстах: «Гибель ястреба в ионосфере, 'где отсутствует кислород', реализует ключевые метафоры из речи Блока 'О предназначении поэта': '…И Пушкина тоже убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха…. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл'. 'Мешочки легких', которыми ястреб Бродского 'догадывается: не спастись', вероятно, идут от образов 'Поэмы воздуха' Цветаевой. Ср.: 'Кончено. Отстрадано. / В каменном мешке / Легкого…'. Там же имеется и центральный для ОКЯ мотив выталкивающего вверх воздуха: '…Закон отсутствий / Всех: сперва не держит / Твердь, потом не пустит / В вес…'». И. Пильщиков отмечает тематические переклички текста Бродского с «Осенью» Баратынского {Pilshikov I. A. Brodsky and Baratynsky. // Literary Tradition and Practice in Russian Culture. Papers from an International Conference on the Occasion of the Seventieth Birthday of Yuri Mikhailovich Lotman. Rodopi, 1993. P. 221–223). Упомянем также точку зрения К. Соколова, который пишет о сходстве некоторых мотивов стихотворения с элегией У. X. Одена «Памяти У. Б.Йейт-са» (Соколов К. Стихотворение И. Бродского 'Осенний крик ястреба': Традиция темы, жанра, образов // Поэтический текст и текст культуры. Владимир, 2000. С. 224–236).

…тринадцать первых штатов… В 1775 г. Соединенные Штаты Америки возникли в результате объединения тринадцати штатов. Сегодня об этом напоминают многие детали американской геральдики, в частности, тринадцать чередующихся белых и красных полос на флаге США.

…визг эриний… Эринии в древнегреческой мифологии — богини мести.

…страшней, кошмарнее ре-диеза… А. Долинин отмечает, что тут «легко прочитывается анаграмма фамилии автора 'Смерти орла' (Р/Э/ДИЕзА=ЭРЕДИА)». В свою очередь Е. Петрушанская видит здесь обыгрывание слов Dies irae (День гнева — лат.) — начальных слов католического песнопения, изображающего страшный суд и исполняемого в храме во время обряда отпевания.

И на мгновенье / вновь различаешь кружки, глазки, веер, радужное пятно, /многоточия, скобки, звенья, колоски, волоски — бывший привольный узор пера, /карту, ставшую горстью юрких/хлопьев… Текст Бродского перекликается со стихотворением Н. Заболоцкого «Север» (1936), где за описанием падения замерзшей птицы следует описание падающего снега: И каждая снежинка на ладони / То звездочку напомнит, то кружок, / То вдруг цилиндриком блеснет на небосклоне, / То крестиком опустится у ног.