Она пожала плечами:
— Может быть. Я ведь сказала, что не подлетала близко.
— Правильно. Поешь что-нибудь, пока я разбужу остальных.
Патруль состоял из умелых бойцов, чьё воинское мастерство закалили опасности и лишения последней пары месяцев. Им было нужно совсем немного времени на подготовку. Стайвэл объяснил ситуацию, и отряд выступил.
Когда они покинули дубовую рощу, приютившую их на ночь, стало немного светлее, но всё равно трудно было различить человека уже на расстоянии нескольких ярдов. Их белые одеяния сливались со снегом, и весь отряд передвигался с достойной похвалы скрытностью.
Никто, за исключением Натали, оставшейся без сна, не обладал достаточным способностями для проведения тщательной разведки ночью. Стайвэл восхищённо посмотрел на неё. Если они выживут, если наступит день, когда Шергоба перестанет быть её командиром, а Натали — его подчинённой… Но нет. Всё это — глупые фантазии. Она была слишком благоразумна и чопорна, чтобы просто переспать с ним, и слишком бедна, чтобы Стайвэл стал всерьёз за ней ухаживать.
Девушка привела патруль к подъёму, и двое из отряда отправились на разведку наверх. В низине на другой стороне лежал маленький дракон между двух своих товарищей, как и описывала следопыт. Дварф, если это был он, полностью укутался в плащ, который использовал вместо одеяла. Правда, Стайвэлу было видно, что у него было более худощавое телосложение, чем у арктических дварфов, а волосы на голове были чёрными, а не белыми.
— Что ты думаешь? — прошептала Натали.
Стайвэл не знал, что ответить. Дракончик не был белым, в этом Шергоба был абсолютно уверен. Хоть и света было не так много, чешуйки змея мерцали, словно серебро или зеркало.
Если дварф был родом с Великого Ледника, то принадлежал к клану, неведомому соссримам. На фоне своих товарищей долговязый блондин смотрелся менее примечательно, но даже одежда чужестранца отличала того от любого северного варвара.
Бесчестно было бы атаковать чужаков, если они не представляли угрозы. Если, конечно, те не были солдатами армии Ледяной Королевы. Но кем ещё они могли быть?
В конце концов, Стайвэл решил, что пока есть возможность, со змеем стоит покончить. проснувшись, тварь сможет применить против них магию или, по крайней мере, воспользоваться ею, чтобы ускользнуть. После чего может полететь к драколичу и доложить, где встретил воинов-соссримов.
Так что люди Стайвэла должны будут расстрелять дракончика, по возможности не задев его спутников, которых впоследствии нужно будет допросить. Если те окажутся простыми путниками, следопыт сделает всё возможное для компенсации ущерба.
Шергоба подал рукой сигнал. Казавшиеся безмолвными призраками воины, одетые в белые плащи, поднялись, натянули луки и взяли дракона на прицел.
Тэган не видел и не почувствовал того, что его сразило — так что авариэлю потребовалось время, чтобы понять, что он мёртв. Что он теперь бестелесная пылинка в пустоте, способная мыслить. Его снедало непонятное чувство тревоги. Со временем оно полностью поглотит его «я» или, по меньшей мере, сведёт авариэля с ума. Вне всяких сомнений, это было наказание за лихо прожитую жизнь: собственная темница в одном из сотен тысяч кошмарных миров, составлявших Абисс.
Когда ужас от осознания своей участи несколько ослаб, маэстро попытался понять, что же он такого сделал, что его душу поглотила тьма. Конечно, Тэган признавал за собой кучу грехов, осуждаемых той или иной верой. Он страстно желал женщин и получал наслаждение от любого проявления роскоши и удовольствия. И, как назло, авариэль был объят яростью, когда его убили. Возможно, Тэган просто был тщеславным пустомелей.
К тому же, подобным «списком» мог похвастаться любой другой повеса в Лирабаре, но Тэган сомневался, что всех их ждет та же участь. Дело было еще в чем-то. В итоге, Тэган понял, в чем.
Вероломство. Равнодушие. Когда авариэль устыдился своего племени, повернулся спиной к тем, кто любил его — это и стало мгновением, когда крылатый эльф перешёл ту грань, за которой уже нет место надежде на прощение.
Но это было несправедливо! Он был волен прожить жизнь на собственных условиях, не так ли? Разве не имел он права на свой собственный путь?
Ответа не последовало. Хотя нет, ему ответило собственное «я», и ответ звучал парадоксально: у Тэгана было полное право быть эгоистом, и вместе с тем — никакого права.
Подобная горькая, абсурдная мысль была так несвойственна ему и мудра, что даже немного облегчила страдания авариэля. Интересно, что будет, если он перестанет сопротивляться давящему на него чувству и просто уступит? Будет ли больно полностью раствориться? Может, есть способ положить конец его страданиям? Или же наблюдавший за ним невидимый демон под конец просто восстановит его душу, и всё начнётся вновь?
Тэган решил, что ничего не потеряет от подобной попытки. Но после целой жизни, проведённой на острие меча, эльфу было тяжело расслабиться и раствориться. Наконец, спустя несколько часов — а может, дней, недель, лет — авариэль собрался с духом и услышал пение Кары.
Или же почувствовал его, отметил про себя Ночной Ветер. Безухие не слышат. Тэган был уверен в реальности музыки, а ещё в том, что он жив и не попал в ад. То, что такой разгильдяй, как он, мог угодить в Абисс, более-менее было похоже на правду, но чтобы певчий дракон? Нет, они были живы, а Кара прилагала все усилия, чтобы освободиться из ужасного переплёта, в который они угодили. Тэган надеялся, что она почувствует его мысли ободрения так же, как он почувствовал песнь.
Движущаяся пустота на мгновение сменилась мрачной комнатой или пещерой. Пол был вымощен тёмными шестиугольными камнями, на которых были вырезаны сияющие символы. В тот момент, когда Тэган вновь обрёл тело, мог видеть, а его лёгкие попытались сделать вдох, всё опять растворилось.
Пение Кары становилось всё неистовей и упорней. Пустота и реальный мир сменяли друг друга пока, наконец, изменения не прекратились, и Тэгана не выбросило в реальный мир. Часть магических камней треснула и разрушалась, яркий свет рун померк, и комната погрузилась во тьму. Полоска света проникала откуда-то, но даже так человек не смог бы ничего разглядеть.
Было так прекрасно снова обрести плоть, но вместе с ней вернулись и все недостатки материального тела. Воздух был холодным, а Тэган чувствовал слабость и ломоту в костях, словно после болезни. Магическое заточение даром не прошло.
Авариэль споткнулся, расправил крылья, удерживая равновесие, и увидел рядом с собой Рэруна, Кару и Бримстоуна — все выглядели потрепанными и тоже не совсем здоровыми, даже вампир.
— Что с нами произошло? — проворчал Тэган, адресуя свой вопрос большей частью Каре. Похоже было на то, что именно драконица знала ответ. — Где мы?
Она отпрыгнула от него.
— Отойди! — сказала Кара. — Я не могу… оно слишком сильно!
— Ты имеешь ввиду безумие? — спросил авариэль, и нечто, формой и размерами напоминавшее дракона, ринулось из тьмы. Чудовище гремело и рычало, а его когти скрежетали по полу.
Бросившись вниз по тропе так быстро, как только ему позволяли заплетавшиеся ноги, Дорн замечал одетых в белое людей, крадущихся к Уиллу, Павлу и Дживексу. Но деревья, кусты и холмики большую часть времени загораживали обзор, и оставалось только гадать, насколько близко подобрались чужаки.
Дорн думал, что друзья будут некоторое время беспечно дремать, а затем неминуемый восход, как обычно, разбудит Павла. Но когда полуголем оглянулся с вершины холма и по удачной случайности заметил дюжину появившихся у подножия деревьев воинов, он понял, каким беспечным болваном он был. По тому, как и куда они двигались, было ясно, что бойцы как-то узнали про его товарищей. И если их перережут во сне, в этом будет виноват лишь он один.
Добежав до края обрыва над тем местом, где отдыхали его измученные товарищи, полуголем почувствовал, что его трясёт от ужаса. Воины в белом прибыли раньше него и целились из луков. Их командир, приземистый парень в кольчуге из драконьей чешуи цвета слоновой кости, поднял руку, отдавая сигнал к стрельбе.
