день и которые сбивали его с толку. Я выразил свое удивление по поводу того, что мы так глубоко проникли на территорию русских, не встретив, по сути дела, серьезного сопротивления.
Майор засмеялся:
– Понятно, что ты не хранишь географический атлас среди своих медицинских инструментов! Сопротивление? Зачем русским стоять до последнего на берегах Днестра, если они могут организовать гораздо более эффективную оборону на берегах Волги?
Он вытащил карту России из кармана. На этой карте то расстояние, которое мы смогли преодолеть за последние три недели, по сравнению с остальной территорией страны было столь незначительным, что его едва можно было разглядеть. Фактически нам так и не удалось провести окружение сколько-нибудь значительных сил Тимошенко. В течение летней кампании 1941 года он отвел свои силы к Дону. Зимой мы в полной мере осознали, что они сохранили свою боеспособность.
В Голеркани имелось старое здание школы, построенное еще в царское время, нас оно привлекло своими крепкими каменными стенами. Военные строители, которые ранее заняли деревню, охотно освободили его для нас. Имелся строгий приказ, что полевым хирургам должен предоставляться приоритет при выборе помещений, но на этот раз все было сделано просто из дружеских побуждений. Командиром этой строительной части был наш старый знакомый капитан Штуббе. Он служил в качестве инженера еще в годы Первой мировой войны и был родом из городка Пирна, что на Эльбе. Он был настоящим служакой; чувствовал себя в военное время нужным и счастливым человеком, поскольку в полной мере мог применить некоторые из тех навыков, заложенных в него природой и которые были совершенно бесполезными на его мельнице в Пирне.
Мы впервые встретились с капитаном Штуббе в Болгарии. Наша часть получила приказ разместиться в одной из долин среди Родопских гор, вблизи южной границы этой страны. На лошадях мы добрались до вершины горы, затем спустились вниз, чтобы изучить долину с помощью биноклей, и неожиданно увидели сцену, словно заимствованную из книги. В тени громадного скального навеса, возвышавшегося над берегом реки, за только что сколоченным столом, под акацией, сидел толстый человек в штанах с подтяжками и пил нечто, напоминавшее кофе. Мы все сошлись во мнении, что перед нами любитель красивой жизни, и подъехали к нему на лошадях. Это и был капитан Штуббе. Он посмотрел на нас своими проницательными маленькими глазками, в которых читалось некоторое недоверие. Тем не менее, он предложил нам только что заваренного кофе, отвергнув при этом все наши ссылки на недостаток времени, заявив, что он вскипятит воду на ацетиленовой горелке в течение 30 секунд. Нам удалось отправиться в обратный путь только вечером, когда он пообещал нанести нам ответный визит, при этом мы здорово накачались водкой его собственного изготовления.
Штуббе с виду был человеком неприветливым, но на самом деле он всегда был готов прийти на помощь. Он был хитрым как лиса при поисках продовольственных запасов, испытывал чувство особой гордости за построенные им мосты, при этом равнодушно относился к почестям и наградам. Его главным богатством были 12 пятнадцатитонных тракторов, эти громадные машины тащили за собой понтоны для строительства мостов по просторам России, и им были не страшны ни грязь, ни снег. Мы всегда обращались к капитану Штуббе, когда испытывали трудности с транспортом, и он никогда не оставлял нас в беде. Однажды он даже прислал свои громадные машины за 100 километров, чтобы помочь эвакуировать раненых.
На берегах Днестра мы встретились вновь. В последний раз я его видел в знаменитом китайском ресторане, располагавшемся напротив королевского дворца в Бухаресте. Он угощал цыганский ансамбль шампанским. Капитан Штуббе, подобно большинству саксонцев, был очень музыкальным.
Один из понтонов был спущен на воду, и громадная лебедка тащила его к берегу. Как и предсказывал майор из штаба, русские начали обстреливать деревню: два разрыва, пауза, два разрыва, пауза… Ударная волна от разрывов снарядов сильно била по ушам. Мы установили их калибр, найдя один из неразорвавшихся снарядов на кладбище. Деревня располагалась на склоне холма, поэтому под огнем оказалось только несколько домов, располагавшихся на самой его вершине. Мы находились вне зоны обстрела. Но оставлять раненых в районе, который все еще находился под огнем врага, мы не имели права.
Трактор, который доставлял раненых на вершину прибрежной кручи и сбивал комками мягкую украинскую землю на пути от расположенного в низине русла реки, был предоставлен нам капитаном Штуббе. «Бедняжки», – причитал он; даже расход 125 литров бензина в час, которые он выделял из своего последнего резерва, не казался ему слишком большой потерей, если шел на пользу этим «бедняжкам».
Глава 3
Наука и страх
Пока я делал операцию, русские вели из дальнобойных орудий беспокоящий обстрел. Впервые я попытался сделать вид, что просто не замечаю его. Вся бригада хирургов, которой ранее никогда не приходилось бывать на передовой, последовала моему примеру.
Поведение небольшого коллектива во многом зависит от поведения руководителя. Но при разрыве артиллерийского снаряда, от которого, как при землетрясении, содрогается земля, даже если это происходит в нескольких сотнях метров от вас, может начаться паника. Это инстинктивная реакция, редко кто с ней может совладать. В такой ситуации хирург может скальпелем нанести повреждение пациенту.
Примерно в течение 20 секунд был слышен звук летящего в нашу сторону снаряда, и я отложил скальпель в сторону еще до того, как раздался взрыв. Еще через мгновение мы услышали, как совсем недалеко пролетел громадный осколок. Окна в школе были большими и низкими, почти доходившими до земли.
Затем появляется мысль, что надо остановить операцию, кто-то предлагает укрыться за крепкими каменными стенами. Но поскольку я остался на месте, все остальные также, естественно, последовали моему примеру. Со стороны можно было наблюдать довольно забавную картину. Сержант Германн, мой главный ассистент, и я сидели под стенами с поднятыми вверх руками, чтобы не запачкать наши простерилизованные резиновые перчатки. В течение некоторого времени у несчастного раненого не было никакой защиты от осколков снарядов.
Капрал Кубанке – до войны он работал ночным официантом в одном из берлинских баров – был наделен врожденным берлинским остроумием и способностью оценивать ситуацию одной фразой.
– Герои в белом, – проворчал он, глядя невинно на подвал. – Подстегиваемый страхом, вежливый хирург разрезал глубже, чем полагалось…
Мы рассмеялись. Капрал Кубанке после стерилизации инструментов выглядел точно так же, как и тогда, когда он расставлял бутылки перед посетителями бара, стоял в хорошо защищенном углу. После нескольких последовавших взрывов Германн и я все еще оставались возле операционного стола.
К середине дня полевой хирургический госпиталь был пуст. На некоторое время раненые перестали поступать. Строительство моста через реку было завершено. В конце концов стих даже артиллерийский обстрел.
Я послал за нашим вестовым. Все звали его Самбо, и, как и многие другие из нашей части, он был родом из Берлина. Если уж вам довелось попасть на войну, то лучше всего воевать в компании с берлинцами. Они неукротимы. И не только тогда, когда дела идут хорошо: чем хуже складывается ситуация, тем нагляднее видны их высокий боевой дух и острота ума.
Самбо был родом из района Мюнцштрассе – Коппенплац, одного из самых неблагополучных районов города. Это был крепкий, хитрый и жизнерадостный молодой человек с широким славянским лицом. Казалось, что его рот был специально предназначен для широкой ухмылки, с помощью которой капрал мог выражать целую гамму различных настроений. Он был отличным водителем. В люльке его мотоцикла неизменно находилась какая-нибудь добыча, и он всегда был готов сменять ее на что-нибудь. Даже сам мотоцикл был военным трофеем: это был тяжелый «Харлей-Дэвидсон», который Самбо «нашел» во Франции. Самбо был парень не промах: он всегда знал, где нужно искать то, что он хотел.
Находчивость вестового является вопросом жизненной важности для той части, в которой он служит. Все блестящие приказы окажутся совершенно бесполезными, если они не дойдут до тех, кому они предназначены.
Необходимо помнить о том, что во время маневренной войны штабы дивизий, в которых принимается
