пустыне, которую выстроил Муссолини в самом начале покорения (1922–1932 годы) глубинных районов Ливии, чтобы защищать свои войска от набегов арабских отрядов.
Глава 11
«ХАРРИКЕЙН»
Яркий свет резанул мне по глазам, когда я очнулся от беспокойного сна. Солнце уже взошло. Удивленный, я почувствовал, что все мое тело ломит от боли.
– Чертов мотоцикл, – прорычал я.
От длительной езды по неровной поверхности пустыни болели все мышцы.
Отбросив одеяло, я заметил, что оно было влажным от утренней росы. Йозеф, натянув одеяло на голову, продолжал «пилить дрова» – его храп был похож на звук пилы. Вытерев ноги сухим песком и стряхнув его, я подтянул к себе сапоги.
Из одного из них выскочил скорпион и скрылся под камнем. Хорошо, что я не успел сунуть ногу в этот сапог!
Увидев, что левая рука Йозефа высунулась из-под одеяла, я повернул ее и посмотрел на его часы. Было без четверти пять, мы проспали не более трех часов.
Съехав ночью с покрытой гудроном дороги, мы нашли ложбинку и остановились там на ночлег. С дороги наших мотоциклов не было видно. Я поднялся по невысокому склону ложбины и увидел, что мы остановились всего в двухстах метрах от дороги. Черное с металлическим отливом полотно дороги Виа- Бальбия извивалось от одного края невысокой гряды до другого. На востоке был хорошо виден «Белый дом», который знали все, кто воевал в Африке. Именно здесь все машины, шедшие к египетской границе, поворачивали на боковую дорогу, шедшую в объезд Тобрука, который удерживали 9-я австралийская дивизия и другие части британских войск. Этот город напоминал колючку, вонзившуюся в наше тело, и был головной болью для Роммеля.
Сама же дорога Виа-Бальбия шла через Тобрук к Эс-Саллуму и перевалу Халфайя. Проходила она у подножия платообразных возвышенностей Мармарика.
К западу от Акромы располагалась Эль-Тазала, аэродром которой подвергался постоянным бомбежкам британской авиации. От Эль-Тазалы дорога несколько десятков километров шла почти по берегу океана, затем отходила от берега, поднималась серпантином на плато и оттуда спускалась к Дерне. Далее дорога шла к Триполи, расположенному в 1300 километрах отсюда. Солнце поднималось на бледном сверкающем небе, и жара усиливалась – причем очень быстро. Я вернулся туда, где Йозеф изображал из себя пилу. Я легонько толкнул его носком сапога, и он тут же проснулся.
– Что? Уже рассвело? – зевнул он и с яростью затряс головой, словно пытаясь прочистить мозги. – У меня в ушах что-то жужжит, словно пчела, – пробормотал он, поднимаясь на ноги.
– Это, наверное, у тебя мозги гудят от твоего оглушительного храпа, – ответил я.
– У меня все тело ломит, – пожаловался он. – Хорошо прокатиться на мотоцикле, но не так далеко.
– Не беспокойся, – сказал я. – Когда мы поедем по Виа-Бальбия, боль пройдет. Ездить по ней – все равно что лететь по небу.
– Прямо в лапы военной полиции, ты хочешь сказать! – прорычал он и засунул одеяло в коляску своего мотоцикла. – Где мы будем завтракать?
Я показал на отдаленную гряду:
– У подножия этих невысоких гор есть пещеры.
Я завел мотоцикл и направил его вверх по песчаному склону. Йозеф ехал сразу же за мной.
Мы выехали на дорогу и покатили по ней, словно по персидскому ковру. Идиллию нарушал только жар, исходивший от металлической поверхности мотоциклов. Мы ехали бок о бок, держа скорость пятьдесят километров в час.
– У Эль-Газалы нет КПП? – прокричал мне Йозеф.
– Нет, до самой Бумбы все чисто! – прокричал я в ответ. – Здесь кончается прифронтовая зона!
Он рассмеялся:
– И начинается царство военной полиции, гестапо и прочих гражданских прелестей!
И в эту минуту на нас обрушился ад.
Вдоль дороги поднялась стена из песчаных фонтанов. Мне в лицо полетели камни и щебенка, а мимо головы просвистели пули.
Я нажал на тормоза.
– Самолет! – только и успел я крикнуть, как мой мотоцикл резко развернуло поперек дороги.
Прямо над нашими головами с душераздирающим ревом пролетел английский истребитель «Харрикейн». С громким хрустом мой мотоцикл выехал на песчаную обочину и понесся в пустыню. Не ожидая, пока он остановится, я соскочил с него и, катясь по земле, краем глаза увидел, как он завалился на бок. Самолет резко взмыл вверх, развернулся и снова пронесся над дорогой. Я спрятался за камень.
На меня обрушилась лавина песка и камней, а уши раздирал громкий треск. Истребитель пролетел так низко, что мне показалось, будто винты самолета бьют меня прямо по лицу. Как только «Харрикейн» пронесся, я выскочил из-за камня и спрятался за ним с другой стороны.
Выглянув поверх камня, я увидел, что истребитель свернул влево, и снова поменял свою позицию, чтобы камень все время закрывал меня от самолета. И снова, словно гигантская волна на берег, на меня обрушилась смерть. Пули, длинными очередями вылетавшие из восьми пулеметов, свистели вокруг, сметая все на своем пути, словно огромным железным веником.
Я прижался телом к камню, а лицом – к грубому песку с такой силой, словно это была материнская грудь, способная защитить меня.
Тишина наступила столь же внезапно, как и грохот. Я увидел, как «Харрикейн» на бреющем полете улетел в Тобрук.
Мотор моего мотоцикла все еще работал, я подбежал к нему и вытащил ключ зажигания. Мотор, захлебнувшись, заглох.
Я огляделся вокруг в поисках Йозефа. Но ни его самого, ни мотоцикла не было видно. Я подошел к дороге.
– Куда, черт возьми, он запропастился? – пробормотал я себе под нос. – Эй, Йозеф! – крикнул я и тут заметил отпечатки шин второго мотоцикла, уходившие в пустыню метров на пятнадцать.
Предчувствуя недоброе, я бросился туда, где они кончались. Там я увидел яму, на дне которой, с зияющей в баке дырой, валялся мотоцикл. В нос мне ударил резкий запах бензина.
– Йозеф! – заорал я и стал неистово оглядываться вокруг. Тут я увидел, что из-под камней торчат сапоги, и прыжком оказался рядом с ними.
Я стоял, глядя на них, а потом, не в силах больше смотреть, закрыл лицо ладонями. В горле у меня застрял ком, а все мое тело стала сотрясать дрожь.
Медленно я опустил руки и посмотрел на останки моего товарища. У него не было лица, не было головы, осталась только ее половина, кровавое месиво плоти, покрытое волокнистыми клочками дрожащего липкого мозга.
– Йозеф! – Его имя сорвалось с моих губ, словно стон.
Я отказывался верить своим глазам, но беспощадная правда смотрела мне прямо в лицо – это была Смерть. Я не двигался, не мог пошевелиться – я стоял онемевший и застывший от ужаса, ничего не слыша. Наконец, я заставил себя отвести глаза от того, что когда-то было моим другом. Я вернулся к своему мотоциклу и тупо уставился на него.
– Он мертв! – повторял я про себя слова, в которые отказывался верить – но я должен был заставить себя поверить. – Йозеф умер!
Я остался один.
Глава 12
ГРОБНИЦА ДЛЯ ПРОСТОГО СОЛДАТА
Я онемел от горя, но инстинкт самосохранения предупреждал меня, что оставаться у главной дороги опасно. В любой момент по ней могла проехать машина. Я не мог допустить, чтобы кто-нибудь увидел, как я стою здесь, глядя на обломки мотоцикла. Надо было уезжать отсюда.
Мне потребовалось меньше минуты, чтобы привести в порядок мотоцикл, который оказался практически целым. Пули только продырявили седло да пропороли металлическую обшивку передней части
