так это то, почему вы и тот другой парень не перешли линию фронта и не сдались британцам в Тобруке или у Эс-Саллума. – Он быстро поднял на меня взгляд. – Скажите, а где тот другой парень, что ушел с вами?
Вопрос о Йозефе застал меня врасплох. Не то чтобы я забыл Йозефа, но он давно уже не занимал моих мыслей, поскольку жизнь моя была настолько лихорадочной и опасной, что приходилось думать только о том, как спастись.
– До нас доходили слухи о ваших приключениях, но ничего про вашего товарища, – объяснил Хорст.
– Что же можно о нем услышать, если он мертв, – ответил я ему. – Все истории обычно заканчиваются после похорон.
Хорст какое-то время смотрел на меня, а я прихлебывал кофе.
– Когда вернешься в свою часть, Хорст, передай своему командиру роты, что рядовой или, если хочешь, не думаю, чтобы Йозеф стал возражать, дезертир Хинц был убит во время налета «Харрикейна» на Виа- Бальбия. Я полагаю, военный трибунал почувствует облегчение, узнав, что жизнь Хинца закончилась в ливийских песках, – цинично заметил я.
– А где его тело? – спросил Хорст.
Я чуть не подскочил.
– Ты думаешь, я оставил Йозефа на растерзание хищникам или полевым жандармам?! – заорал я на него.
– Я не это имел в виду! Я просто хотел спросить, знает ли кто-нибудь, где он похоронен.
Я покачал головой. Перед глазами я увидел невысокую гряду Мармарики, выходящую к Средиземному морю под Эль-Газалой, трещину в скале, яму под большим камнем, где покоится Йозеф, и груду мелких камней, которой я засыпал могилу друга, чтобы никто никогда не нашел его.
– Давай лучше не будем об этом, – сказал я и поднялся на ноги.
Через два часа день подойдет к концу, и я отправлюсь в путь.
Мы наполнили бензином из стальной бочки бак грузовика. Я отдал Хорсту фляжку с водой и все его личные вещи – они мне были не нужны.
На клочке бумаги я написал несколько строчек о смерти Йозефа для командира роты, в которой служил Хорст, в надежде, что родственники Йозефа получат весточку о его смерти. Интересно, его родителям уже сообщили, что он дезертировал?
Ночь опустилась быстро. Мне пора было ехать. Путь был неблизким. Поскольку после наступления темноты машин не будет, Хорст выбрал себе место для сна. У него были еда, вода, вещмешок и одно одеяло – другое я оставил себе.
Когда мы расставались, я протянул ему руку. Он сделал вид, что не заметил.
Я не придал этому значения, просто повернулся, влез в кабину и уехал, оставив его у дороги, снабдив всем необходимым.
Ему, по большому счету, заботиться было не о чем. А вот мне было о чем беспокоиться.
Глава 41
ПИСТОЛЕТ-ПУЛЕМЕТ «ТОМПСОН»
Захваченный мной «опель» представлял собой неуклюжий громыхающий грузовик, не очень-то приспособленный для путешествия по пустыне. Я очень быстро это понял, двигаясь от Сиди-Бу-Халфайи до мартубской объездной дороги.
Я ехал на нем со скоростью пятьдесят километров в час, не включая фар. Порой мне попадалась более гладкая дорога, а иногда приходилось ехать по колее, проложенной другими машинами.
Для езды в пустыне «опель» был гораздо менее пригоден, чем английский джип, который я потерял. На ухабистой дороге он жутко подскакивал. У него был только задний привод, и это сразу же сказывалось на участках с песком. «Бедфорд» был полноприводной машиной, а его подвеска и увеличенные шины создавали некоторые удобства, во всяком случае намного превосходящие опелевские.
Вскоре я достиг мартубской трассы и с облегчением почувствовал, что дорога стала лучше. Примерно через час я миновал гробницы и могилы, в которых покоится прах древних арабских шейхов.
Слабая проходимость «опеля» заставила меня осознать, что из-за потери джипа, его груза и моих личных вещей мне придется изменить свои планы.
Без навигационных средств – компаса, карт и других приспособлений – от моего первоначального плана пересечь пустыню и выйти к озеру Чад придется отказаться. «Опель» не выдержит настоящей пустыни. Он почти наверняка завязнет в песках, а в районах, кишащих немецкими и итальянскими патрулями, это будет означать для меня верную гибель. Чтобы не столкнуться с патрулями, мне придется углубиться далеко в пустыню.
Доехав до поворота на форт Хаулан, я остановил грузовик, не зная, что делать и куда ехать дальше. К этой крепости, расположенной на вершине горы, можно было подъехать только по одной-единственной мощеной дороге. Я знал, что там стоял итальянский гарнизон.
Было бы неразумным ехать туда после моих подвигов в Эль-Уббе. Очевидно, что мне больше не удастся убедить часовых, что я немецкий солдат на официальной службе. А завтра всем станет известно, что я разъезжаю на краденом «опеле».
Не имея достаточных припасов, с неподходящим автомобилем, который невозможно заменить ни на какой другой ни силой, ни хитростью, поскольку все германские и итальянские части в Киренаике приведены теперь в состояние полной боевой готовности, я должен был выработать новый план.
Существовало два пути. Один – двигаться к ближайшей вражеской позиции на линии фронта под Тобруком за Акромой и попробовать сдаться британцам. Но это было легче сказать, чем сделать. Мне пришлось бы пройти через немецкие и итальянские позиции, с риском для жизни пробраться через наши минные поля, потом через минные поля осажденного Тобрука, британские проволочные заграждения и преодолеть множество других препятствий. Если меня не застрелят немцы или итальянцы или я не наткнусь на один из их патрулей, то оставался вполне вероятный шанс быть изрешеченным пулями австралийского автомата «Брен» или чего-нибудь другого.
Другой план заключался в том, чтобы добраться до Египта и сдаться британцам там.
Я вновь сел в «опель» и, с забитой неразрешимыми проблемами головой, направился в сторону Мартубы.
Я достиг Мартубы до заката и объехал город на большой скорости километрах в двух от него, надеясь, что никто не услышал шум мотора моего грузовика и не разглядел его.
В Мартубе находились довольно сильные немецкий и итальянский гарнизоны, базовый склад итальянских конвоев и передвижной бордель, в котором шлюхи вели роскошную жизнь «королев пустыни».
По моим сведениям, для транспортировки в «Кирена-банк» денег, которые заработали здесь проститутки, обслужив несколько тысяч солдат, потребовался не один трехтонный грузовик. Там эти деньги делили между собой высокопоставленные тыловые начальники, жившие далеко не фронтовой жизнью, поднимая бокалы за победы своих гибнущих под вражеским огнем товарищей.
Когда забрезжил рассвет, я уже далеко углубился в пустыню. Мне было пора подумать о том, где провести день.
Я миновал невысокие горы Эль-Ахдар, и теперь меня окружала настоящая пустыня, где тянувшееся до самого горизонта пространство было покрыто причудливыми песчаными волнами, которые меняли свои очертания после каждой песчаной бури, проносившейся над горячей рыхлой поверхностью.
В этом краю не было ни скал, ни сухих русел, ни единого тенистого места. Я понял, что останавливаться здесь бесполезно, поскольку днем я просто изжарюсь на солнце.
И хотя мой грузовик поднимал огромные тучи пыли, мне приходилось рисковать быть замеченным, но продолжать движение.
Часами я вглядывался в дрожащие волны жара, окаймлявшие горизонт. Я все ждал, не появится ли поблизости похожее пылевое облако, но был один на один с пустыней…
Около четырех часов пополудни, взобравшись на песчаный холм, я увидел перед собой старый пустынный форт Бир-Хакейм (Бир-Хаким).
В нескольких десятках километров отсюда находился аэродром у Эль-Адама. Я был сейчас недалеко от
