— Ах, девчонка, если бы огонь твоего разума горел так же ярко, как твои волосы. — Из тени слышится хихиканье, и Соня невольно стискивает кулаки, с трудом удерживаясь, чтобы не броситься к Муиру и не надавать наглому мальчишке по шее. Он еще смеет насмехаться над ней!
— Скажи, — продолжает тем временем Разара, — разве велик скорпион? А один укус его приводит к смерти и коня, и всадника. Велик ли паук ксалатан? А яду его хватит, чтобы смазать наконечники сотни стрел, сделав их смертоносными для всякого врага… Так и тайные ордена: им не к чему быть большими, чтобы обладать реальной властью. И все же в том, что касается ордена Шакала, ты не права. Он не так уж и мал.
— Вот как? — Соня удивлена, и все равно не может понять. Она всегда ненавидела цветистые метафоры. Это только кажется, будто они что-то объясняют, и в первый момент человек остается ошеломленным, с ощущение будто вот-вот постигнет что-то значимое, но затем, если подумает как следует, поймет, что над ним посмеялись, отыгрались ничем не значащими словами. Что с того, что скорпион или паук очень маленькие и ядовитые?.. Какое отношение это имеет к горстке людей, молящихся неведомому богу в горах Коринфии? Впрочем, Соня слишком умна, чтобы говорить об этом вслух, и потому, всем своим видом изображая почтительное внимание, она лишь устремляет почтительный взгляд на Владычицу Логова.
— На самом деле, — поясняет Разара, — мы даже не знаем толком, существует ли орден Шакала на самом деле, или нет…
— Госпожа моя, — не выдерживает Халима. — Мы уже говорили с вами на эту тему, и я повторю вам еще раз, если уж вы желаете вынести наши разногласия на суд посторонних. Шакал существует, это доказано нам огнем Белой богини. И то, что руна с его изображением была принята ею, лучшее тому свидетельство…
Разара вскидывает сухую руку, похожую скорее на птичью лапку, с несоразмерными когтями.
— Ладно, ладно, — бормочет она примиряюще и вновь устремляет взор на Соню, и той кажется вдруг, что Разара желает ей что-то сообщить безмолвно, так, чтобы это осталось незамеченным для старшей жрицы. Однако, увы, воительница не в состоянии проникнуть в смысл тайного послания. Она может лишь слушать то, что будет ей сказано.
— Как бы то ни было, — продолжает свой рассказ Разара, — наверняка нам известно лишь одно. В Коршене действует школа для обучения наемных убийц, которую именуют схолой Шакала. На самом деле, они готовят кого угодно. Телохранителей, соглядатаев, лазутчиков, воров… Ну, и убийц, конечно же. Слава о выпускниках схолы давно уже разнеслась от западного побережья до восточного. Правители Аквилонии, Вендии и Кхитая равным образом почитают для себя величайшей удачей заполучить на службу кого-то из шакалов. Причем известно, что люди эти не берутся за разовые поручения, а подписывают пожизненный контракт. Это дороже обходится нанимателям, но, в конечном итоге, служит их собственной выгоде, ведь таким образом, они могут быть уверены, что все их тайны останутся в надежных руках, а недавний союзник не переметнется на сторону врага, соблазненный большей платой или какими-либо посулами.
— Честно говоря, пока не вижу ничего в этом странного, а тем более магического, — против воли замечает Соня. — Непохоже, чтобы здесь речь шла о каком-то тайном ордене. Служение зверобогу и схола наемников как-то плохо сочетаются между собой.
— Погоди судить, — вмешивается Халима, почувствовав сомнения воительницы, — все не так просто. Дело в том, что из выпускников схолы почти никто не остается в ней по окончании срока обучения. Большинству из них приходится навсегда распрощаться с обителью мудрости, после того как они исполнят одно-единственное поручение, данное им наставниками. Кстати, именно это и составляет плату за науку, ибо учителя этой схолы не берут за свои услуги ни золота, ни драгоценностей, ни каких-либо иных сокровищ. Итак, человек, закончив обучение в святилище Шакала, делает то, что велят ему старшие, а затем навсегда обретает свободу. Он волен отправляться на все четыре стороны, наниматься на службу к кому угодно и устраивать свою жизнь так, как ему заблагорассудиться, никто более не властен над ним, за исключением тех хозяев, коих он сам для себя найдет… Однако есть и другие.
— Да, некоторым предлагают остаться, и вот они-то, наверняка… — Соня даже вздрагивает от неожиданности. Этот захлебывающийся, привзвизгивающий голос принадлежит Муиру. Уничтожающим взором она вперивается в него, и Разара, также недовольная, машет рукой Халиме.
— Уйми щенка, жрица, ему пока никто не давал слова.
Обиженный Муир замолкает и вновь сливается с тенями у стены.
— Впрочем, он прав, — неохотно добавляет Разара. — Некоторым предлагают остаться. Лучшим ученикам, разумеется.
Соня пожимает плечами. Пока что все это не вызывает у нее ничего, кроме недоумения.
— Ну и что? В конце концов, им же нужны новые наставники, разве не так? Чего же удивительного, если самым лучшим они предлагают вступить в свои ряды? Прошу простить меня, госпожа, но до сих пор я не усматриваю здесь ничего, даже отдаленно похожего на культ какого-то зверобога. Почему вы так убеждены, что…
— А вот это уже не твоя печаль, — резко обрывает ее Халима. — Думать: что, как и почему — это обязанность жрецов, а не воинов. Если мы говорим тебе, что святилище Шакала существует, и сам этот бог поднимает голову на земле Коринфии, значит, так оно и есть Взгляни на руну в своей руке — ее коснулась Богиня И пламя Ее выжгло рисунок, сделанный жертвенной кровью. Каких доказательств тебе нужно еще?!
Что ответить на это. Соня не знает. Да, впрочем, после недолгого размышления решает, что ей это совершенно все равно. Если Волчице угодно послать ее в Коршен, значит она поедет туда. А существует ли Шакал, или нет… Разберемся на месте!
— Значит, насколько я понимаю, вы ждете, чтобы я постаралась стать ученицей в этой схоле, прошла обучение и постаралась стать одной из лучших, так, чтобы в конце концов меня приняли за свою… — полувопросительно, полуутвердительно бросает она Разаре с Халимой. И не дожидаясь ответа, вопрошает: — Но как долго длится обучение? Волчица свидетель, мне бы не хотелось убить лучшие годы на это дело.
Разара сухонько кхекает.
— Не тревожься, твои лучшие годы никуда не денутся. Да и мы едва ли согласились бы расстаться с тобой так надолго. Что ни говори, а ты скрашиваешь мое унылое существование, рыжекудрая… Что же до обучения, то оно для всех длится по-разному, но редко когда превышает полгода, обычно сводясь к трем- четырем лунам. Это не слишком долго для тебя?
Заулыбавшись помимо воли, Соня качает головой. Хотя их отношения с Раэарой никогда нельзя было назвать безоблачными, она все же питает к старухе необъяснимую скрытую симпатию и порой, как сейчас, ощущает, что та платит ей взаимностью.
Халима, как видно, чувствует искорку, пробежавшую между двумя женщинами, молодой и старухой, и недовольно бросает:
— Не думай, что все это будет так просто. — Она явно стремится разрушить колдовство. — В схолу очень тяжело попасть. И многие из тех, кто является за этим в Коршен, убираются не солоно хлебавши. Так что твоя самоуверенность на этот раз может тебя и подвести.
— Да неужели? — Соня устремляет на нее невинный взгляд своих серых глаз. — Поспорим, а? Ставлю свой кинжал против твоего!
Помимо воли, Халима хватается за острый клинок в резных ножнах, символ своего жреческого ранга, и шипит на Соню, словно рассерженная кошка;
— Твоя дерзость погубит тебя!
— Ну, многие так говорили… — Соня небрежно поводит плечами, затем вновь оборачивается к Разаре. — Но я что-то никак не пойму, зачем нужен этот крысеныш, — Она небрежно машет рукой в ту сторону, где затаился Муир. — Уж у него-то точно нет никаких шансов пройти отбор в схолу Шакала.
Мальчишка что-то пищит в углу, но никто не обращает на него внимания, и лишь Халима заступается за своего выкормыша:
— На самом деле, — с ледяной язвительностью замечает она Соне, — именно он и был основным стержнем всего нашего плана, ибо должен был с помощью колдовства подстраховать тебя на экзаменах, подхлестнуть твои способности, чтобы ты наверняка не провалилась, и в дальнейшем все время тебя
