— Вот как! Чего же ты раньше смотрел? Надеюсь, слово- то сдержишь? Краснеть за тебя не придется.
Алеша ничего не ответил, только стиснул зубы: ведь вот как все получилось! Сам напросился на первый станок, надавал кучу обещаний, а тут такая неожиданность! Сам, все сам, винить некого! Выполняй слово, как хочешь!
Он взял себя в руки, не поддался расслабляющей жаре и добился-таки своего: выставил за смену 162 опоки, на два десятка больше нормы. Было трудновато, но на старом месте ему бы этого не сделать. Значит, здесь можно работать хорошо.
Клава была довольна, подала ему руку. Алеша руку пожал, но вид у него был хмурый, сосредоточенный. «Злится парень! — решила Клава. — Кажется, я его самолюбие задела. Вот, подишь ты, какой гордый!»
Но Алеша не злился, а придумывал выход из положения...
После смены он ушел на склад железного лома и до вечера рылся в грудах старого железа. Нашел два листа основательно помятого железа, притащил их в цех, долго расправлял молотком. Когда сменщик ушел на обеденный перерыв, Алеша поставил около станка две стойки, закрепил на них железные листы и таким образом соорудил перегородку, отделявшую рабочее место от выбивки.
Он посмотрел, как начал работать сменщик, попробовал поработать сам, — действительно, жар был куда меньше.
— Здорово ты смекнул! — одобрил Витя Щелкунов Алешу. — В самом деле, куда спокойнее работать...
— Давно бы смекнуть надо! — удовлетворенно проворчал Алеша и ушел домой.
Утром начались неожиданные неприятности.
Подошел начальник формовочного пролета Николай Матвеевич. Он взглянул на неуклюжую перегородку, поджал губы и как-то брезгливо спросил:
— Кто поставил сюда эту гадость?
Алеша смутился: Николай Матвеевич смотрел строго и неодобрительно.
— Я поставил.
— Сам?
— Сам.
— Самовольно?..
— Выходит, самовольно.
— Зачем?
— Невозможно было работать: жара с выбивки идет. Какую же тут выработку дашь?
Николай Матвеевич помолчал.
— Не позволю я уродовать цех разной дрянью... Надо снять!
— Николай Матвеевич! — всколыхнулся Алеша. — Товарищ начальник!
— На то я и начальник в пролете, чтобы не позволять никому самовольничать...
Он как-то подчеркнуто резко отвернулся и ушел.
Два дня Алеша мучился и переживал.
Конечно, он посвоевольничал, не обратился к мастеру за разрешением. Он не сделал этого потому, что считал просто ненужным разговаривать с кем-нибудь об этом. Вот скажут: сам напросился на первый станок и жары испугался! Но ведь ничего плохого от перегородки не получилось. Наоборот, оба сменщика довольнешеньки, не нахвалят Алешину выдумку.
Правда, перегородка нескладная — топорная работа. Ну, и что же? Пусть дадут ему нового железа, металлические стойки и сварочный аппарат — он соорудит такую перегородку, что она не уродовать, а украшать будет цех. Да если бы еще удалось ее выкрасить серебристой алюминиевой краской...
Пока что он решил не снимать свое сооружение. Будь что будет! Авось как-нибудь забудется вся эта история, а перегородка останется...
Два дня никто не беспокоил Алешу. На третий день Николай Матвеевич вышел из конторки и направился прямо к нему. Алеша сделал вид, что усиленно занят формовкой. Сердце у него забилось, и движения стали неуверенными, расслабленными. Предстояла буря, и Алеша решил не сдаваться.
Николай Матвеевич остановился у Алешиного станка и несколько минут наблюдал за его работой. Потом сказал:
— Вот что, молодой человек! Перегородку надо снять!
— Это зачем?
— Мы украшать должны цех, а не уродовать его.
Говорил Николай Матвеевич миролюбиво, и это еще больше подхлестнуло Алешу. Он отошел от станка и горячо заговорил, помахивая руками:
— Украшать, украшать! А выработку давать надо? А условия для выработки надо?
— Надо. Да ты чего кипятишься?
Он подошел к Алеше, взял за подбородок, заглянул в глаза. «Как с маленьким!» — мелькнуло в голове у юноши, и он резко отшатнулся:
— Я вам не котенок и вы меня не ласкайте! Вы мне условия для работы давайте! — почти прокричал он.
Николай Матвеевич рассмеялся:
— Смотри, какой ершистый! Думаешь, только тебе интересно повышать выработку, а начальнику пролета это все равно?
— Видно, все равно, если велите перегородку снять! — рубил Алеша.
Все еще посмеиваясь, Николай Матвеевич показал на приближающийся электрокар:
— Скажи, вот эта штука тебе нравится?..
На площадке электрокара лежала выкрашенная в серебристую краску металлическая ширма со стойками, с угольниками для привинчивания к полу и даже с небольшим ящичком, в который можно будет положить мелкий инструмент или завтрак. Видно, Николай Матвеевич хорошо подумал, прежде чем заказать такую перегородку...
Алеша только делал вид, что осматривает ее. Чего там смотреть, сразу видно, что хороша! Его мучил вопрос: как быть? Ведь вот, ни за что, ни про что набросился на человека, чуть не обругал его. Как он мог даже мысль допустить о том, что ему не помогут? Как теперь быть, что делать?
Щеки его медленно заливала краска стыда...
Рабочие разрушили нескладную перегородку, сняли новую ширму с электрокара, начали устанавливать. Николай Матвеевич стоял в стороне и наблюдал за рабочими. Наблюдал он и за Алешей — уж очень смешил его расстроенный и сконфуженный вид паренька.
Алеша решительно подошел к нему:
— Извиняюсь, товарищ начальник! Я вроде неладно разговаривал с вами... Погорячился, извиняюсь!
