— Почему неладно? По-моему, ладно. Ты отстаивал высокую выработку — так и надо ее отстаивать. Немножко невпопад получилось, это правда... Ну, и что же? С кем ошибок не бывает? На них учимся... — Алеша облегченно вздохнул.
Так отвоевал Алеша место у первого станка конвейера, заняв лучшую для формовщика позицию.
ПЕДАЛЬ И СИФОН
Алеша начал работу.
Он установил на станке верхнюю опоку, модель, нижнюю опоку. Наставив шланг воздухопровода над банкой с нефтью, он включил воздух. Внутренние стенки опок и модель покрылись мелкой маслянистой пылью. Потянув ручку челюстей бункера, Алеша пустил в форму черную жирную землю. Когда опока заполнилась, Алеша выровнял землю руками, коленом нажал на педаль встряхивающей машины. Гулко застучав, опока подпрыгнула несколько раз на станке: земля уплотнилась. Перевернув опоку, он таким же образом заполнил землей верхнюю ее долю.
Дробно, точно огромный кузнечик, застрекотал вибратор. Земля окончательно уплотнилась и отстала от модели. Сняв верхнюю опоку, Алеша внимательно осмотрел получившийся внутри отпечаток модели: нет ли где осыпаний, все в порядке? Отставив ее в сторону, он снял модель, осмотрел нижний отпечаток, затем поставил верхнюю опоку на место. Теперь внутри для заливки чугуном имелась в земле пустота — точный отпечаток крышки домкрата, которую формовал Алеша. Он вставил готовую форму на тележку конвейера. Чуть вздрагивая на рельсовых стыках, тележка понесла опоку в озаренную заревом электропечи глубину цеха, в плавильный пролет. Там на ходу, с движущейся площадки, заливщики заполнили ее жидким чугуном. Объятая голубыми огоньками, светясь горячим глазком чугуна в литнике, опока поехала дальше.
Сделав полукруг, вся вереница тележек повернула обратно, к другому концу цеха. Двигались тележки так медленно, что к концу пути голубые огоньки на опоках угасли, потемнел огненный зрачок в литнике: чугун затвердел.
На втором полукруге конвейера опоки уже встречали выбивщики. Они сбрасывали формы с тележек на решетчатую площадку на полу. В черном коме дымящейся земли кое-где просвечивала сердцевина — красная, еще раскаленная отливка.
Вот заработала встряхивающая машина. Площадка вместе с комом земли начала подпрыгивать и подскакивать. Земляная оболочка отливки разрушилась и кусками упала вниз через решетку. На площадке осталась одна багрово-красная отливка. Выбивщики подхватили ее длинными клещами и бросили в железный ящик. Когда ящик наполнился отливками, подкатили электрокар, подхватили ящик на свою длинную площадку в очистное отделение.
Опытный глаз мог заметить разницу в работе Алеши и других формовщиков. Он перевертывал собранную опоку всего только один раз, тогда как другие формовщики переворачивали ее дважды. Несколько месяцев тому назад Алеша работал так же: ставил на станок сначала нижнюю опоку, потом модель, верхнюю опоку, затем все это перевертывал и начинал набивку нижней доли. Покончив с этим, опять перевертывал и набивал верх. Получились два перевертывания.
Бессмысленность первого перевертывания поразила Алешу. Зачем нужно собирать опоку именно в этом порядке и затем перевертывать ее? Ведь получится то же самое, если изменить порядок сборки: ставить сначала верхнюю опоку, модель, нижнюю опоку. Тогда можно начинать набивку сразу, не перевертывая пустых опок.
Он задумался над этим, но пока ничего никому не говорил, весь цех работал с двумя перевертами. Видно, так было принято с незапамятных времен. Такой порядок казался незыблемым. Ему ли, Алеше, его менять?
И все-таки мысль о лишнем, ненужном перевертывании не давала ему покоя. Он попробовал набить опоку по-своему — получилось. Попробовал еще — еще получилось. Так он начал работать одним перевертом...
Старые формовщики посмеивались и пожимали плечами: нашел где экономить. Ну, две-три, ну, пять секунд сберег на опоке — эка важность! Спрашивается, что это даст?
Тогда Алеша вытаскивал блокнот и показывал желающим свои подсчеты: если он экономил на переверте только три секунды, а три секунды он экономил наверняка, если не больше, — то и тогда за смену набегает семь минут. Семь минут — это две опоки. Две опоки из расчета одной нормы, а ведь он делает по три. Тут уж-наберется куда больше!
Допустим, что это — мелочь, но почему ее не подобрать, если она в руки дается, на пользу идет? Глупо поступает тот, кто разбрасывается минутами рабочего времени!
Малинин, когда Алеша докладывал о своем способе работы на производственном совещании, недовольно и пренебрежительно фыркнул:
— Мы нищие, что ли, чтобы по такой малости побираться? Плюшкины, да? Насколько я понимаю, Плюшкин — отрицательный тип?
Ну, и показал ему тогда Николай Матвеевич отрицательного типа! Плюшкин, не Плюшкин, а дает Алеша все-таки по две-три нормы на том станке, на котором Малинин едва-едва одну вытягивал.
Алеша взглянул вдоль ряда формовочных станков. Вон он ворочается, парень с кольцом, еле-еле двигается... Все та же кепочка лихо заломлена на затылок, на чем только держится! Чисто медведь! Ему все равно, где ни ворочаться, — на первом ли, на последнем ли станке, — лишь бы смену отбыть.
Подружиться с ним, что ли, хоть и противно? Может быть, удастся вытянуть в стахановцы? Парень здоровый, сильный, футболист. Прямо жаль, что такая сила пропадает для дела!
Клава давно настаивает: подойди к нему, поговори по душам, узнай, почему так вяло работает? Возможно, удастся и этого бычка на хорошую дорожку наставить... Самой Клаве неудобно — девчонка, а парень, как видно, с гонором, заносчивый. Мнит о себе много, для него авторитетов не существует. А кольцо на пальце говорит, что и старых взглядов где-то нахватался. К женщинам относится по старинке: бабы.
Вдоль проезда, торопливо помахивая руками, шла Клава Волнова. Полы ее синего халатика трепетали и завивались за нею, словно от сильного ветра. Прядка волос выбилась из-под косынки и покачивалась над бровью. Вид, серьезный, сосредоточенный, — одним словом, совсем взрослая женщина, деловитый технолог, строгий комсорг.
«Ну, чего важничаешь? — размышлял про себя Алеша, посматривая в свободные от работы секунды на приближающуюся девушку. — Чего, спрашивается, важничаешь, вид на себя напускаешь? Думаешь, мы тебя без этого не уважаем? Небось, сразу раскусили, как пришла в цех, кто ты такая! Девчонка с умом, работать хочешь по-настоящему, черного и трудного дела не боишься, простого народа не чураешься, поступаешь всегда справедливо. Такой и подчиняться легко...»
Девушка подходила все ближе и ближе, кивая знакомым формовщикам. Она дошла до Алешиного станка и остановилась, дожидалась, когда он подойдет поближе, чтобы можно было разговаривать. В цехе стоял такой грохот, что поневоле ей пришлось прильнуть к самому
