том, что невольно любуется его работой. Она слегка сконфузилась, точно в этом любовании предельно чистой, спортивной четкостью Алешиных движений было что-то зазорное, неподходящее для технолога и комсорга формовочного пролета.
Воспользовавшись секундами, когда Алеша к ней приблизился, она прокричала:
— Пока, Алеша! Побегу в механический! Ты в новом кино был? Говорят, красиво отделано?
— А ты была?
— Нет еще, собираюсь сходить. Может быть, сегодня успею... Пока!
Алеша помахал ей свободной рукой, совершенно черный от формовочной земли.
Он взглянул на часы: кончился третий час работы. За час было набито 53 опоки. Если бы немножко не отвлекала Клава, он, пожалуй, выставил бы 60—69. Ничего, ради Клавы не жалко потерянных минут: толковая девушка, помогает. Кроме того, можно и наверстать в четвертом часу.
Неожиданно для себя он решил: попробую перепрыгнуть за 70 опок; Ведь однажды он уже добился этого. Почему нельзя сделать это и сейчас? Простоев не предвидится — работать можно во-всю...
Он сосредоточил все свое внимание на работе. Если кто- нибудь подходил к нему, Алеша бросал сердитый взгляд на подошедшего и показывал глазами на часы: дескать, время рабочее, не мешайте.
Через час, набив 73 опоки, Алеша ушел обедать.
КОМНАТА № 22
Часам к десяти утра начали просыпаться и остальные обитатели комнаты № 22.
Первым открыл глаза Саша. Еще во сне его тревожило и давило какое-то неясное чувство: как будто он должен был сделать что-то очень важное и нужное, а вот не сделал, забыл... Он приподнялся в постели, оперся на локоть и стал размышлять: что же такое он позабыл сделать вчера?
И тотчас же вспомнил, что редактор стенной газеты Клава Волнова просила его написать стихотворение в праздничный номер. Он писал вчера весь день, но ничего не получилось. Тогда он разозлился и лег спать. Будет ему теперь на орехи: Клава просила отдать стихотворение в субботу, чтобы она могла в воскресенье оформить номер. Времени осталось немного, а у него ничего не получается. Если не считать вчерашний зря пропавший день, всего остается три дня, а с этими проклятыми рифмами еще неизвестно сколько придется провозиться. Вот и попробуй, успей! А не успеешь, попадешь Клавке на зубок, так просмеет, жизни не будешь рад... Клава, Клава! Только у всех и разговору, что о Клаве Волновой. А кто она такая, эта Клава? Технолог, девчонка, вот и все тут! Нахватала нагрузок — она и комсорг, она и редактор, она и член цехкома — вот теперь и носится по цеху, как угорелая. Суется везде, куда просят и не просят!
Положим, это верно, с нормой у Саши не всегда ладится. Бывает, что уже конец смены, а у Саши все еще неизвестно, то ли будет у него сегодня норма, то ли нет.
Одним словом, концы с концами еле-еле сходятся. Конечно, Саше досадно и обидно, на душе кошки скребут. Приходится в последние часы нажимать, что есть сил.
А тут еще как из-под земли вынырнет Клава. Прильнет к уху и надрывает свой голосишко:
— Саша, ты скажи прямо, по-комсомольски: может быть, тебе помощь нужна? Не стесняйся, говори, я сейчас организую! Мы всех отстающих берем на буксир, и тебя заодно возьмем!
И пошла, и поехала! Даже в голове загудит от всего того, что услышишь от Клавы. Главное, не поймешь: или она издевается над ним, когда помощь предлагает, или в самом деле готова помочь. Как бы там ни было, но Саша еще больше ожесточается, работает, как зверь, выставляет в последние часы на конвейер столько форм, что потом самому становится удивительно — почему он с начала смены столько не давал?
А Клава опять тут как тут! И опять недовольна!
— Видишь, чего это стоило, Саша? Ты работаешь некультурно, вот что. Надо на каждый час график иметь, чтобы работать ровно всю смену!
Культурно, некультурно! Саша сам знает, что некультурно. Что делать, если характер такой? Не один раз он давал себе слово работать, как Алешка: с самого начала смены следить, сколько в час выставляешь опок, и на каждый час давать себе задание.
Но разве он виноват, что ничего не получается? Во- первых, как ни считай, обязательно со счету собьешься. Во-вторых, непременно подвернется какой-нибудь случай и выскочишь из графика. Ну, допустим, подойдет кто-нибудь из ребят, попросит прикурить, разве откажешь? Невежливо, некультурно! А там, смотришь, какую-нибудь новость рассказали — вот и полетел график, нету графика!
Нет, Алеша правду говорит, плохой у Саши характер. Настойчивости ни на грош! Что бы такое сделать, чтобы характер стал потверже? Ведь даже обидно: у всех есть характер, а у него — нет...
Об Алеше и говорить нечего, у него железный характер, сам чорт его не сломает. Даже эта самая Клава, и та с характером. Всегда своего добивается, всегда на своем настоит. Об этом все ребята говорят: если Клава взялась за какое-нибудь дело, — значит, оно непременно выйдет! Решительная девчонка, этого у нее не отнимешь...
Недаром ее так уважает Алеша. Он всегда с ней советуется, да и она тоже за смену раз пять к нему прибежит. Ни с кем Клава в разговоре не улыбнется, а с Алешей смеется непрестанно. Когда на заводе началось шефство инженеров и техников над молодыми рабочими — Клава, конечно, начала шефствовать над Алешей. Вот они и дружат, оба серьезные, оба с характером... Правда, Клава приняла шефство и над ним, Сашей, но дружбы никакой не получилось, наоборот... Лучше бы этого шефства не было: пилит его Клава и пилит, никакого терпения нехватает...
Алешка тоже хорош! Нет, чтобы выручить товарища, вступиться за него перед этой забиякой, — сам не упускает случая лягнуть. Вчера просто заговорил: и стихи пиши, и в один переверт учись работать по его способу, и то и се...
Легко сказать — в один переверт. Ведь для этого переучиваться надо. Потом Алешка еще что-нибудь придумает, — опять переучивайся. Так и будешь всю жизнь переучиваться. «А дураком помрешь...» — неожиданно пришла ему на ум старая поговорка. Нет, дураком умирать все-таки не хочется, надо что-то предпринимать... А чем он, спрашивается, хуже людей? Разве он так уж ничего-ничего не может в жизни достигнуть? Неправда, надо только взяться как следует!
После всех этих размышлений Саша почувствовал большой прилив сил. Вот что: сделает он сегодня два дела. И стихотворение допишет, и попробует на
