то проводила ее в красном уголке? О социализме и коммунизме. Помнишь, как ты говорила: главное, чем отличается социализм от коммунизма, это то, что при социализме каждый должен трудиться по способности, а получать по труду, а при коммунизме каждый будет трудиться тоже по способности, а получать будет по потребности. Так?
— Примерно, так.
— Теперь дальше. Вот я работаю по способности. Никто на посмеет сказать про меня, что я какую-то свою способность припрятал от народа, от производства. Все, что у меня есть, все отдаю заводу! — Он широко распахнул руки, точно открывая всего себя. — Так? Ты согласна с этим?
— Согласна. Где угодно могу подтвердить.
— Хорошо. Получаю я по две тысячи рублей в месяц. Мне этого вполне хватает на все мои потребности. Ведь я так понимаю потребность, чтобы человек ни в чем не нуждался, чтобы у него было все для жизни, чтобы он мог работать со спокойной душой... А разве я один? Разве нас, стахановцев, мало? Разве ты не живешь так же, как я? Сколько ты зарабатываешь?
— Да так, около полутора-двух тысяч.
— Хватает на потребности?
— Вполне. Одной — вполне... Но вот, допустим, ты обзавелся семьей, твои потребности увеличатся, а заработок останется прежним. Как тогда? Нельзя так упрощенно понимать эти вещи, Алеша...
Но, увлеченный спором, Алеша ничего не хотел слушать:
— Ну, хорошо, пусть будет семья. Ну, вот, допустим, ты получаешь полторы тысячи рублей, я — две тысячи, всего три с половиной. Так? Теперь допустим, что мы с тобой поженились, у нас появились дети, пусть даже пять ребятишек. Неужели нам нехватит, чтобы их воспитать, чтобы удовлетворить все потребности нашей семьи?
Алеша вдруг заметил, что Клава покраснела и перестала его слушать. Отвернувшись, она упорно смотрела вниз, в заполнявшееся народом фойе.
Алеша опомнился. Что случилось? Что такое он говорит? «Мы с тобой поженились, у нас появились дети, пять ребятишек...» Вот так разболтался! Как глупо! Что теперь делать?
Клава покосилась на Алешу. У него был такой вид, словно бежал-бежал человек, да вдруг и стукнулся лбом об забор.
— Ничего себе поговорили! Начали с коммунизма и кончили — женитьбой. Принципиальный разговор! Ты всегда так с девушками разговариваешь?
— У меня нечаянно получилось...
— Нечаянно! Нечаянно даже глупости не надо говорить! — возразила Клава.
Они помолчали, глядя в разные стороны. В фойе уже было много людей. Скоро должен был начаться сеанс.
— Я больше не буду так, Клавдия Афанасьевна! — хмуро пробубнил Алеша.
Клава рассмеялась:
— Честное слово, ты как маленький! «Больше не буду!» Хорошо, хорошо, забудем на первый раз.
Алеша облегченно вздохнул: кажется, выпутался из истории. Он начал обдумывать, с чего бы ему начать разговор, чтобы не опростоволоситься еще раз. Наконец, придумал:
— Сегодня Сашка на меня ни с того, ни с сего обиделся...
— А что такое?
Алеша рассказал, как он попросил Сашу убрать землю, высыпанную из пробной опоки, и как Саша потребовал, чтобы он, Алеша, на него не кричал.
— Ты и в самом деле кричал?
— Ничего подобного! Просто сказал, что раз насвинячил за моим станком, так надо и убрать...
— Вот видишь! Все-таки оскорбительно! — Клава подумала и продолжала: — Ты должен в корне изменить к нему отношение. Подумай, какие он сегодня победы одержал: стихотворение написал раньше срока, работать начал в один переверт, в ликвидации аварии на печи участвовал... Для него очень много, по крайней мере, за один день. А ты ему — «насвинячил». Знаешь, поговорка есть: тверди человеку все время, что он свинья, он и в самом деле захрюкает...
— А ты сама?
— А что я сама?
— Ты его больше моего изводишь своими насмешками. Он мне признавался: «Я, говорит, эту Клавку отлуплю как-нибудь под горячую руку, она мне всю душу выворачивает. Только шпильки и шпильки от нее слышишь...» Это как? Хорошо?
Клава помедлила с ответом.
— Признаюсь, действительно, ошибка. Я уже сама задумывалась, что неверно подхожу к некоторым ребятам. Надо быть очень осторожной в отношениях с людьми. Можно одним словом душу исковеркать... Да вот беда — не всегда удержаться могу. Уж очень он забавный, твой Саша, так и подмывает пощекотать его...
Внизу прозвенели звонки. Вторя им, билетерши гремели кольцами, откидывая портьеры над входами.
Алеша и Клава спустились вниз и вошли в зрительный зал. Небольшой, выкрашенный в светлые кремовые тона, окаймленный лепными карнизами и нишами, он выглядел очень уютно. Под потолком широко раскинула пять бронзовых лучей сверкающая люстра в форме пятиконечной звезды.
— Значит, признаешь свои ошибки? — спросил Алеша, когда они уселись на свои места.
— Признаю.
— Мир?
— Мир.
Они пожали друг другу руки.
Люстра медленно погасла, точно сама себя погрузила во мрак. Замелькали первые кадры картины. Руки их так и остались одна в другой...
КЛАВА ВОЛНОВА
Дом молодых специалистов, в котором жила Клава, находился в следующем, восемнадцатом квартале соцгорода. Здесь было такое же высокое и просторное крыльцо, как и у Алешиного общежития. Только и разницы заметил Алеша, что вместо ребристого калорифера около ступеней были поставлены специальные металлические сетки.
Он проводил Клаву до крыльца, пожал ей руку и тут
