утверждавший, будто он Нирмал, но на протяжении пяти лет даже не попытались подробнее узнать об этом. Когда в начале лета 1961 года отец Нирмала с дочерью Мемо был в Чхате по делам, им посчастливилось встретиться с Пракашем и его семьей. До того как эти события свели их вместе, две семьи не были знакомы друг с другом, однако Пракаш сразу узнал “своего” отца и был очень рад видеть его[6]. Он спросил о Таре и старшем брате Джагдише. Когда визит закончился, Пракаш проводил гостей на автобусную станцию, со слезами умоляя их взять его с собой. Должно быть, поведение Пракаша произвело на Бхоланата Джейн неизгладимое впечатление, потому что через несколько дней его жена, дочь Тара и сын Девендра приехали познакомиться с ним. Пракаш, увидев брата и сестру Нирмала, расплакался и назвал их по именам; особенно он был рад Таре. Узнал он и мать Нирмала. Сидя на коленях у Тары, Пракаш, показывая на женщину, сказал: “Это моя мама”.
Семья Варшни была недовольна событиями, обрушившимися на нее, воспоминаниями Пракаша и внезапно возродившимся непреодолимым стремлением мальчика к общению со своими прежними родными. Несмотря на это, родителей Пракаша в конце концов убедили позволить ему еще раз съездить в Коси- Калан. И вот в июле 1961 года, за месяц до своего десятилетия, мальчик вторично отправился туда. Без посторонней помощи он нашел дорогу от автобусной станции до дома Бхоланат Джейна (а это был путь в полмили со множеством поворотов), хотя Тара всячески пыталась ввести его в заблуждение, предлагая свернуть на неправильную дорогу. Когда Пракаш наконец подошел к дому, то остановился в смущении и нерешительности. Оказалось, что до смерти Нирмала вход находился в другом месте. Но в самом доме Пракаш безошибочно узнал комнату, где спал Нирмал, и комнату, в которой он умер (Нирмала перенесли туда незадолго до смерти). Мальчик нашел фамильный сейф и узнал маленькую тележку — одну из игрушек Нирмала.
Пракаш узнал многих людей: “своего брата” Джагдиша и двух теток, многочисленных соседей и друзей семьи, называя их по имени, описывая или делая и то, и другое[7] .
Когда Пракаша спросили, например, может ли он определить, кто этот человек, он правильно назвал его Рамешом. Ему задали следующий вопрос: “Кто он?”. Мальчик ответил: “Его магазин напротив нашего, вон тот, маленький”, — что полностью соответствовало истине. Другого человека Пракаш определил как “одного из наших соседей по магазину” и правильно назвал место, где находится магазин этого соседа. Еще одного мужчину он поприветствовал непроизвольно, как будто они были близко знакомы. “Ты меня знаешь?” — спросил его тот, и Пракаш совершенно точно ответил: “Ты Чиранджи. А я сын Бхоланата”. После этого Чиранджи спросил Пракаша, как тот его узнал, и мальчик ответил, что часто покупал у него в лавке сахар, муку и рис. Это были обычные покупки Нирмала в бакалейной лавке Чиранджи, владельцем которой он к этому времени уже не был, так как продал ее вскоре после смерти Нирмала.
В конце концов семья Джейн признала Пракаша как реинкарнированного Нирмала, и это еще больше накалило обстановку в семье Варшни. В течение всего этого времени близкие Пракаша противились углублению в его воспоминания и не желали признавать их, но в итоге им пришлось сдаться, поскольку доказательства оказались неопровержимы. Убедившись в том, что связь Пракаша с семейством Джейн неоспорима, они стали опасаться, что Джейны попытаются отобрать его у них и усыновить. Они начали также с подозрением относиться к тем, кто изучал этот случай, считая их (совершенно напрасно) тайными агентами семьи Джейн. Бабушка Пракаша зашла так далеко, что даже подговаривала соседей избить нескольких исследователей.
Со временем напряжение в отношениях между двумя семьями спало. Джейны не строили никаких планов тайного похищения Пракаша и вполне удовлетворялись визитами, которые в конце концов были разрешены. Страхи семьи Варшни постепенно улеглись, как, впрочем, уменьшилась и сила эмоциональной связи Пракаша с его прошлым[8]. Когда через три года ученые вернулись, чтобы довести исследование до конца, их встретили с большой сердечностью и готовностью сотрудничать.
Итак, еще один ребенок с поразительным знанием чьей-то жизни. Еще одни испуганные и сбитые с толку родители. К вопросу о свидетельствах возрождения мы вернемся в следующей главе, здесь же мне хотелось бы, взяв случай с Роми за отправную точку, задать еще ряд вопросов.
Если на самом деле окажется, что Джо Уильямс — ее предыдущее воплощение, какое значение это будет иметь для Роми? Когда она вырастет и станет достаточно взрослой, чтобы поразмышлять над своими переживаниями, изменит ли это ее мысли о себе и о том, как она живет? Если ее родители приняли концепцию реинкарнации, может ли это повлиять на воспитание дочери, их взгляд на детей в целом?
Произойдет все это или нет — не знаю, думаю, должно произойти. Мне кажется, вопросы могут так повлиять на понимание нами себя и жизни, как вопрос о том, верим мы в реинкарнацию или нет. Возможно, я сужу столь резко потому, что сам пришел к принятию реинкарнации после многих лет жизни и долгих размышлений в ограниченных рамках мировоззрения, которое я теперь называю “перспективой одной жизни”. Реинкарнация не была частью католического мира Юга, в котором я вырос, да и в академической среде, где протекала моя профессиональная деятельность, ее тоже не принимали всерьез. За одиннадцать лет, проведенных в стенах высших учебных заведений, я, насколько мне удается припомнить, не слышал ни одной лекции на эту тему. Я знал, что буддизм и индуизм учат доктрине возрождения, но в то время у меня не было тесной связи с этими традициями. Все мыслители, которых я изучал, как религиозные, так и далекие от религии, размышляли о загадке бытия, самонадеянно полагая, что жизнь — “одноразовый опыт”. Несмотря на различия, все они занимали одинаковую исходную позицию. Только завершив свои занятия по философии религии, я пришел к убеждению, что возрождение — это факт жизни. И только взглянув на жизнь как на повторяющийся опыт, я понял, что передо мной начал открываться совершенно другой мир. Если реинкарнация — один из основных законов жизни, значит, мы всегда играли в игру, значительно отличающуюся от той, в которую, как я думал, мы играли.
В сущности, главный вопрос реинкарнации — вопрос о продолжительности человеческой жизни, а это напрямую подводит нас к вопросу о природе и цели существования человека. Вот основные вопросы, которые мы можем себе задать: “Сколько времени мне нужно? Сколько мне нужно, чтобы активно жить, приобрести какой-то опыт, чему-то научиться? Сколько нужно времени, чтобы наделать ошибок и исправить их, понять, чего я больше всего хочу от жизни, и добиться этого? Являемся ли мы существами, живущими от силы сто лет, или же мы живем десять тысяч лет, проходя за это время много столетних циклов?” Это ключевые для нас вопросы, поскольку от ответов на них во многом зависит то, как мы понимаем самих себя и как воспринимаем жизнь. Мы не можем стать больше того, чем становимся в отведенное нам время, и не можем ждать от жизни больше того, что она за это время может нам дать. Все зависит от того, как долго это отведенное нам время длится.
Если мы проводим на Земле лишь один жизненный цикл, то не можем ожидать от жизни слишком многого. Правда, нам дано достаточно времени, чтобы, вырвавшись из круга семейных надежд и ожиданий, реализовать собственное Я, выучиться чему-нибудь, найти себе пару и вырастить следующее поколение, завершить свою профессиональную карьеру и при благоприятном стечении обстоятельств, прежде чем умереть, отдохнуть несколько лет, нянча внуков. Следуя этим путем, мы можем иногда поднять глаза и, изумляясь Вселенной, в которой мы живем, благоговейно заплакать над загадкой рождения или красотой Млечного Пути, можем даже провести годы, внося свой вклад в коллективное разгадывание некоторых из этих тайн. Но мы всегда помним: как бы мы ни старались, у нас нет времени, чтобы по-настоящему исследовать загадки космоса, в котором мы живем, или приобщиться к его грандиозности. С другой стороны, если мы проводим на Земле много жизненных циклов, все разительно меняется. Наша роль в космической пьесе расширяется в той же пропорции, в какой увеличивается время нашего пребывания на сцене. Реинкарнация соединяет нашу личную эволюцию с большой эволюцией Вселенной, и наше участие во всем, что происходит вокруг, значительно возрастает. Это неизбежно приводит к тому, что оценка цели человеческого существования с философской точки зрения становится значительно выше.
То, как мы отвечаем на вопрос о реинкарнации, определяет наши ответы на многие другие важные вопросы. Возьмем, к примеру, проблему страдания. Каждый знает, что наш мир может вдребезги разбиться из-за одного телефонного звонка, визита врача или невнимательности водителя. Как мы должны реагировать на эти, казалось бы, необъяснимые трагедии, которые запросто перечеркивают нашу жизнь, разрывая отношения и разбивая мечты? Постоянно сопровождающие нас непредвиденные обстоятельства столь убедительны и несправедливы, что ставят под сомнение утверждение, будто мы живем во Вселенной,
