Официант записал и удалился.
Цвейг, заказавший еще одну чашечку кофе по-турецки, отложил в сторону газету и внимательно посмотрел на Бора.
– Друг мой, я хочу вам кое-что сказать…
– Я не верю!
Висящий на стене телевизор невозмутимо демонстрировал снятую с вертолета картинку горящего города. Города ли? Ни одного уцелевшего здания, ни одного уцелевшего дерева, ни одного автомобиля. Лишь черная смесь, в которую сплавились камни, сталь и стекло. Местами еще горит. Местами дымит.
И ни одного человека.
– Я не верю!
– Придется поверить, господин президент.
А над черным пятном, некогда бывшим городом, неподвижно завис чужой корабль. Как автограф злого художника, написавшего беспощадную картину.
– Согласно последней переписи, там жило около четырехсот тысяч человек…
– Энергетическая вспышка огромной мощности…
– Мы не можем понять, чем они ударили…
– Размеры инопланетного корабля составляют…
– Они не выходят на связь…
– Это Голливуд, мать вашу! – прорычал президент. – Голливуд договорился с CNN и гонит эту чушь! Это реклама нового блокбастера!
Сжав кулаки, он сидел за столом и не сводил взгляд с телевизионного экрана. Звук отключили – чтобы все понять, достаточно было видеть.
– Боюсь, господин президент, это не Голливуд, – тихо произнес стоящий позади Гендерсон.
– Это вторжение! – рявкнул генерал. – Война!
– Инопланетяне более не предпринимают враждебных действий и не выходят на связь, – по-прежнему негромко напомнил Гендерсон.
– Ну и что?
– На то, чтобы появиться в нашей системе, достичь Земли и уничтожить город, у них ушло меньше пяти минут. С тех пор прошло еще двадцать, а они ничего не предприняли. Я полагаю, наши гости пребывают в некоторых сомнениях…
– Чушь! Это вторжение!
– Срочное сообщение! – В Овальный кабинет ворвался офицер. – Приближаются еще три корабля!
– Когда они будут здесь?
– Если сохранят свою скорость, то не меньше, чем через два часа.
– Первый удар продемонстрировал мощь, – немедленно отреагировал генерал. – Теперь не спеша подтягиваются главные силы. Они знают, что мы их видим, и не торопятся. Дают нам возможность осознать, что война проиграна.
– Проиграна? – Президент жестко посмотрел на военного.– Она еще не начиналась!
– Так отдайте приказ!
Их взгляды встретились на фоне картинки горящего города. Четыреста тысяч погибших. Черное месиво из камней и стали.
Гендерсон покачал головой и чуть склонился, намереваясь прошептать президенту несколько слов, но тот уже принял решение:
– Что у нас есть в этом районе?
Генерал расцвел в улыбке.
– Неподалеку стоит ударная авианосная группа. План уже разрабатывается…
– Сколько времени потребуется истребителям, чтобы достичь цели?
– Полчаса.
– Мы атакуем!
– Им потребовалось пять минут, чтобы уничтожить целый город, – напомнил Гендерсон.
– Мирный город, – отрезал генерал. – Теперь им предстоит встретиться с военными.
– Приступайте к операции!
– Но это территория другой страны, – бросил свой последний козырь помощник президента. – Суверенитет…
– Что за страны? – поинтересовался президент, но прежде, чем Гендерсон произнес название государства, продолжил: – Впрочем, не засоряйте мне голову деталями. Генерал, вы получили приказ!
– Есть!
– Гендерсон, немедленно тащите сюда CNN и напишите мне короткую речь. Что-нибудь о том, что наша страна встает на защиту мировой цивилизации, дает отпор агрессорам и бла-бла-бла в том же духе. Пусть госдеп свяжется с туземным правительством и сообщит, что через десять минут его границу пересекут наши истребители. – Президент покосился на телевизор. – И принесите мне диск с «Днем независимости»!
– Я знаю, вы бы никогда не спросили, что заставило меня изменить решение, – медленно произнес Цвейг. – Вполне возможно, вы бы подумали бог весть что о мотивах или… обо мне. А для меня очень важно, Бор, чтобы вы, именно вы, думали обо мне так, как я того заслуживаю.
– Поверьте, профессор, я бы никогда…
Но старик выставил перед собой ладони, останавливая молодого собеседника:
– Бор, прошу вас, позвольте мне закончить. Для меня это очень непростой разговор.
– Извините, – пробормотал Бор. – Конечно…
И отвел взгляд.
Цвейг взял со стола чайную ложечку, повертел ее, собираясь с мыслями, и продолжил:
– И ни в коем случае не думайте, что этот разговор я провожу по чьей-либо просьбе.
– Не буду.
На этот раз старик не отреагировал. Но паузу выдержал и, помолчав, произнес:
– Я изменил решение, друг мой.
– Я уже понял.
Профессор вновь не услышал собеседника. Он вертел чайную ложечку и твердил ей:
– Я изменил свое решение… Изменил…
А Бор смотрел на чистую льняную скатерть и хотел выпить джина. Без тоника. Без ничего. Чистого, неразбавленного джина.
В тот день Цвейг в одиночестве отправился в загородный гольф-клуб. Попрощался с женой, с внуками, пообещал на обратном пути заехать в супермаркет, вышел из дома, что стоял почти в самом центре города, сел в машину и поехал. Он не слушал радио, предпочитая управлять машиной под записанного на CD Листа, а даже если бы и слушал, то это ничего бы не изменило – по радио не успели ничего сказать. Он не видел зависший над городом корабль двиаров. И, разумеется, не заметил старта ракет.
Он радовался летнему дню, предвкушал интересную партию со старыми друзьями и слушал любимую классику.
А в какой-то момент вдруг почувствовал, что машину поднимает в воздух и несет. Вот и все, что Цвейг успел почувствовать до того, как взрывная волна швырнула «БМВ» в чей-то бассейн.
Профессору невероятно повезло. Как впоследствии выяснили эксперты, его подбросило первой волной,
