Трубадуры пели о Карле Великом, о бесстрашном Роланде и его друге рыцаре Оливье, восхваляя павших в Ронсевальской битве.
А златокудрая дама в старинных шелках прижимала к груди окровавленную голову своего возлюбленного, оплакивая навсегда ушедшее счастье…
Оберштурмбаннфюрер стоял очень близко к Маренн. Но она с трудом различала его черты. Силы покидали ее, в глазах потемнело. Она едва удерживала ускользавшее сознание — почти не различала клавиш, уже не слышала слов, которые произносила.
— «Жизнь, о которой мечтали мы, ангел мой…» — голос рванулся ввысь и… оборвался. Все вокруг завертелось в лихорадочной пляске и померкло. Хлопнула крышка рояля. Больше она ничего не чувствовала.
— Голодный обморок, — комендант успел подхватить Маренн, когда, откинув голову, она почти соскользнула со стула на пол. — Простите, герр оберштурмбаннфюрер…
— Вы что, вообще не кормите своих заключенных? — Скорцени недовольно нахмурил брови.
— Все строго по предписанному рациону, герр оберштурмбаннфюрер… — оправдывался комендант, — только она сама ничего не ест почти — все детям отдает.
Комендант снова усадил Маренн на стул.
— Сейчас, сейчас, — суетился он. — Эй, Ваген, позовите доктора, — крикнул помощнику. — Надо привести ее в чувство!
— И накормить, — добавил за него Скорцени.
Оберштурмбаннфюрер вернулся к столу и снова сел в кресло. Достал сигарету из пачки. Раух предупредительно чиркнул зажигалкой.
— Ты был прав, она хороша, — одобрил вполголоса.
— Слишком хороша, чтобы быть той, за кого ее принимают.
Пуская кольца дыма, оберштурмбаннфюрер задумчиво смотрел перед собой. Он больше не слышал, что еще говорил ему Раух. Он напрягал память, стараясь вспомнить, что же или кого напомнила ему эта странная женщина, вокруг которой сейчас суетились комендант Габель и лагерный врач. Какую струну она задела в его душе? И куда исчезло, не оставив следа, легкомысленное желание позабавиться.
— Герр оберштурмбаннфюрер, все в порядке, — боясь потревожить, комендант почти на цыпочках подошел к нему. — Она готова. Можно продолжать.
— Продолжать не надо, — оберштурмбаннфюрер вскинул голову — женщина в черном бархатном платье, бледная как полотно, растерянно стояла посреди комнаты, перебирая дрожащими пальцами ниспадающие складки бархатных лепестков.
Скорцени поднялся:
— Готова, — иронически повторил он за комендантом, — да она у Вас сейчас упадет.
Он подошел к женщине и обратился к ней, жестом приглашая к столу:
— Прошу Вас, фрау, присаживайтесь. Не откажите господам офицерам, разделите наше скромное угощение.
Маренн подняла на него потемневшие глаза и отрицательно покачала головой. Карминные губы, слишком яркие на бескровном лице, дрогнули:
— Спасибо, я не голодна, — ответила она тихо.
— Не сомневаюсь, — покачал он головой, не поверил. — Но мне показалось, что в этом лагере голодны все.
— Я не голодна, — ее угасающий голос прозвучал настойчивее.
— Давай, садись, — комендант нетерпеливо подтолкнул женщину в спину.
Она зашаталась, каблук подвернулся, и она едва не упала во второй раз, но оберштурмбаннфюрер успел поддержать ее под руку.
— Нельзя ли полегче, — осадил он Габеля. — Я ценю Ваше усердие, но следовало бы соизмерять свои силы с возможностями Ваших подопечных.
— Виноват, герр оберштурмбаннфюрер, — комендант щелкнул каблуками и вытер платком лоб. — Ну и денек…
— Уже давно вечер, — холодно поправил его Скорцени. Он провел женщину к столу. Она послушно следовала за ним, ее рука безвольно покоилась в его. Пальцы были холодны и неподвижны.
— Прошу, садитесь, — оберштурмбаннфюрер пододвинул Маренн стул. — Подвиньтесь, Раух. И предложите даме закуски. Вам ведь понравилось, как она пела, хотя уверен, что Вы не поняли, про что. Что Вам положить, фрау, — снова обратился он к Маренн. — Налейте ей коньяка, Фриц.
— Нет, нет, спасибо. Мне ничего не надо, — она отчаянно замотала головой. Волосы рассыпались и снова упали вперед, закрывая лицо, — разве что… — она запнулась и робко взглянула на офицеров.
— Что Вы хотите? Не стесняйтесь, — оберштурмбаннфюрер ободряюще улыбнулся ей? — Рыба, овощи, мясо.
— Разрешите мне взять что-нибудь для моих детей, — попросила она чуть слышно.
— Я же говорил, — воскликнул комендант. — Вот та с всегда…
— Помолчите, Габель, — оберштурмбаннфюрер пр рвал его и внимательно посмотрел на женщину. За столом воцарилась тишина. Принимая молчание главного эсэсовца за отказ, Маренн снова опустила голову и съежилась как будто от удара.
— Комендант, — Скорцени взглянул на часы, затем в сторону Габеля.
— Все готово, герр оберштурмбаннфюрер, — быстр отрапортовал ему гауптштурмфюрер. — Комната убрана там все в полном порядке.
— Отведите ее туда. Я хочу побеседовать с ней наедине.
— Слушаюсь, герр оберштурмбаннфюрер, — комендант рванулся с места, словно его толкнули. — Вставай, пошли, — он схватил Маренн за руку.
— Только осторожнее, Габель, — с иронией напутствовал его Скорцени. — Не столкните даму с лестницы.
— Слушаюсь, герр оберштурмбаннфюрер. Идем, идем…
Женщина с трудом поднялась со стула и медленно пошла за комендантом, волоча по полу мерцающий шлейф платья.
Она сидела на стуле, посреди маленькой комнатки без окна, прикрывая черными лепестками тюльпана обтянутые шелковыми чулками колени. Комендант лагеря, теряя терпение, взволнованно ходил перед ней, меряя шагом небольшое пространство комнаты от двери до стены и от стены до двери.
— Сколько можно тебе повторять, — нервно жуя незажженную сигарету, Габель в который уже раз пытался внушить своей «подопечной» то, что самому ему казалось очевидным. — Сейчас сюда придет господин оберштурмбаннфюрер. Ты должна быть ласковой с ним, и если господин оберштурмбаннфюрер чего то захочет… Но ты сама знаешь, ты же не маленькая, двоих детей нарожала. Короче, ты должна быть умницей. Поняла?
— Нет, — Маренн упрямо наклонила голову вперед. — Я не буду с ним спать.
— Зачем же спать? — хохотнул Габель. — Спать вовсе не обязательно. Спать ты будешь у себя в бараке, на нарах. Ясно?
Но Маренн вскинула голову и посмотрела ему в глаза — ее взгляд не оставлял коменданту никаких сомнений в ее намерениях.
— Я не буду делать того, что Вы от меня требуете, — сказала она твердо. — Если хочет силой, пусть попробует.
— Да ты что! С ума сошла, — взвился Габель. — Это же сам Отто Скорцени!
— Мне безразлично, кто он…
— Заткнись немедленно, — Габель подскочил к ней и прошипел над ухом. — Запомни: от этого, возможно, зависит вся моя карьера. Я ждал такого случая очень много лет. И если ты не сумеешь понравиться оберштурмбаннфюреру, я не знаю, что я с тобой сделаю!
Маренн повернула голову и взглянув в разъяренное лицо коменданта, рассмеялась.
— Всего-то лишь карьера, господин гауптштурмфюрер…
— Я сказал, заткнись! — еще пуще разозлился Габель. — И перестань смеяться! Что тут смешного?
