— Что случилось? — спросила она.
— Землетрясение! — ответил сочинитель.
Агасфер промолчал.
— Надо выводить больных во двор, — сказала Марина, и втроем они выбежали в крестообразный коридор кардиологического отделения.
Здесь паники не было.
Семен Николаевич Подольский, шеф отделения, с молодым доктором, который пользовал сочинителя, звали его Александром Леонидовичем, уже направляли больных, в основном это были дряхлые старушки, вниз по лестнице, благо отделение находилось на втором этаже.
Увидев писателя и Агасфера, Семен Николаевич попросил помочь отправить наружу тех, кто не поднимался с койки.
Станислав Гагарин вбежал в палату, где, ом знал, помещалась мамаша знакомого коллеги, детективщика Лёни Словина, женщина едва двигалась, схватил безо всяких объяснений Анну Наумовну на руки и втиснулся в поток, текущий по лестнице — лифт не работал.
Человеческий вал подпирали больные, которых направляли врачи и сестры с верхних этажей.
Агасфер нес старичка, которого до того возили в кресле.
Марину они потеряли из вида. Наверно, она помогала выводить взбаламученных, находившихся вне себя людей из палат.
Выход из вестибюля на волю оказался перекошенным тоже, но вахтеры выбили стекла окон и помогали больным выбраться наружу.
Люди стонали, охали, старухи плакали и тихонько причитали, подскуливая от страха, но послушно выбирались из больничного корпуса, который вот-вот мог превратиться в общую для них могилу.
Агасфер выпрыгнул, не выпуская старика из рук, из окна, бегом отнес его в сторону и принялся принимать беспомощных старых женщин, помогая убраться им подальше.
Выбрался из здания и Станислав Гагарин с Анной Наумовной, отнес спасенную им мамашу приятеля в сторону и огляделся вокруг.
День был солнечным и веселым.
Подземных толчков пока не было.
С дикими криками реяли в небе вороны, нивесть откуда взявшиеся птицы, и со стороны Каширского шоссе надрывно ревели клаксоны автомобилей.
Правая боковина яйцеподобного Онкологического центра отошла от осевой линии, но устояла, не рухнула, являя миру клиновидную трещину-расселину, сквозь которую идиллически голубело бесстрастное небо.
На стороне противоположной, над близким отсюда Варшавским шоссе поднимались иссиня черные клубы тревожного дыма.
Станислав Гагарин в изнеможении опустился на садовую, выкрашенную голубой краской скамейку.
Здесь и там, в скверике, образованном старыми плодовыми деревьями, на скамейках и прямо на едва пробившейся сквозь холодную еще землю траве сидели и лежали больные из писательского корпуса Седьмой городской больницы.
Промелькнула и исчезла в хлопотах Марина Поликанина.
— Что же будет теперь, что же будет? — стремясь отойти от шоковой очумелости, настойчиво спрашивал Агасфера писатель.
— Новые толчки будут, — спокойно ответил Вечный Жид, осматриваясь и оценивая обстановку.
— Еще? — воскликнул Станислав Гагарин. — Этого мало?
Пришелец пожал плечами.
— Близковато расположились, — произнес он, покачал головой и, поджав губы, с великим сомнением посмотрел на перекосившийся, но пока уцелевший писательский корпус.
В плане бело-голубое здание смотрелось, как крест, сие, видимо, и спасло его пока от разгулявшейся подземной стихии, сооружение крепко стояло на земле.
Но сама земля, увы, перестала быть символом надежности и опоры.
Мощный новый толчок, сбросивший писателя со скамейки, потряс округу, левая часть бело-голубого пристанища страждущих, состоявшего из семи этажей, обрушилась и превратилась в бесформенную груду изуродованных панелей.
Душераздирающие крики донеслись с уцелевшей правой половины.
Рядом с парализованным от ужаса писателем возникла Марина. Она вцепилась в плечо Станислава Гагарина и широко раскрытыми ж е л т ы м и глазами впитывала страшное видение обрушившейся в ее сознание беды.
Затем вдруг отпустила сочинителя и бросилась бежать к уцелевшей половине, из окон которой стремились выброситься на волю несчастные страдальцы.
— Куда ты, постой! — крикнул ей вслед Станислав Гагарин и хотел броситься тоже, но Агасфер остановил его.
— Девочка повинуется чувству долга, — сказал Вечный Жид. — В этой реальности она обречена. Оставьте…
И Станислав Гагарин увидел вдруг, как через закрывшийся при первом толчке центральный вход больничного корпуса возникла и зазмеилась трещина в земле.
Она пересекла автомобильную стоянку и быстро двигалась, рассаживаясь вширь и, наверное, в глубину. Трещина расширилась и приближалась к той голой еще клумбе, вокруг которой стояли голубые скамейки.
Оцепенелый сочинитель с ужасом увидел: трещина, будто исполинским мечом расколовшая землю, стремительно приближалась к нему, едва поднявшемуся на ноги после нового толчка.
Он еще прикидывал — справа или слева пройдет от него расселина, снова глянул в основание ее, теперь поглотившее ступени и козырек на колоннах центрального входа, и увидел на краю образовавшейся пропасти милосердную сестру Марину.
Изогнувшись тонким стебельком-телом, она пыталась вытащить из трещины угодившую туда рослую пожилую женщину, вытягивала ее за руки.
Второй рукой женщина пыталась опереться о край разломанного асфальта дорожки, и вот-вот готова была высвободиться, вылезти из трещины.
И тут случился еще один толчок. Марина изо всех сил пыталась сохранить равновесие, но усилия ее были тщетными.
Увлекаемая той, которую она хотела спасти, Марина как бы попыталась взлететь над пропастью, но крылья смелой девушки не раскрылись, и Марина белой птицей исчезла с поверхности искореженной земли.
Станислав Гагарин закрыл лицо руками, он успел привязаться к милой и доброй сестричке, ее гибель потрясла его.
— Пойдемте, — тронул его за плечо Агасфер. — Надо спешить, чтобы вернуть все к другой временной отметке…
— Куда спешить? — горестно проговорил писатель. — Мир рухнул… Пропала Москва. Третий Рим…
— Я оставил машину на Власихе, — пояснил Вечный Жид. — А в ней устройство для концентрации и переброса энергии, которой позволил мне распоряжаться Совет Зодчих.
— Но как же вы попали сюда? — спросил Гагарин.
— На электричке и на метро, — улыбнулся Агасфер. — Как простой смертный…
«Олух ты Царя Небесного, а не простой смертный, мать твою перетак и едак! — в сердцах подумал сочинитель, немало не заботясь, что Вечный Жид прочтет его мысли. — Нашел время раскатывать на электричке…»
Вслух он спросил:
— Что это?
— Сейсмическое оружие, — ответил Агасфер.
