— Прежде чем мы перейдем к обсуждению деталей боевой операции, имею заявить следующее. Меня и, как мне кажется, моих товарищей с первого дня пребывания в России беспокоило одно.
Справедливо ли нам, существам бессмертным, неуязвимым сражаться с простыми смертными? Они ведь попросту безоружные люди по сравнению с нами.
Товарищ Сталин умеет расправляться с монстрами, которых создают л о м е х у з ы, и лишен права стрелять в живых людей.
Как нам известно, монстров среди наших противников не будет. Стрелять же в людей, готовящих заговор против России, мы просто обязаны. Для того и собрались…
Считаю безнравственным наше превосходство над ними.
Иисус Христос произносил короткую речь, глядя на Вечного Жида, который внимательно слушал пророка, хотя вид у Агасфера был некоторым образом отсутствующий. Но Станислав Гагарин переводил глаза с одного пророка на другого и видел, что они хорошо понимают товарища и разделяют его нравственную позицию.
А принц Гаутама и Абу Касим или Ал Амин, как еще называли Магомета, Верный, в переводе с арабского, обменивались многозначительными взглядами и кивали друг другу, при этом создавалось впечатление, что им уже приходилось говорить между собой на подобную тему.
— Ваше предложение, брат Иисус? — спокойно спросил Вечный Жид.
— Необходимо лишить нас преимущества перед будущими врагами, — ответил Христос. — На время операции, ради которой мы прибыли в Россию, до завершения ее, лишите нас бессмертия, Зодчий Мира.
— Но вы же можете погибнуть! — вскричал Станислав Гагарин.
Иисус Христос усмехнулся.
— А разве не доводилось мне и моим товарищам в той, прошлой жизни подвергаться смертельному риску, умирать ради человечества? — спросил пророк. — Погибнем еще раз… За Россию.
Пораженный суровой логикой Иисусовых слов, ошеломленный нравственным пиком, который воздвигла сложившаяся вдруг ситуация, Станислав Гагарин молчал, осознавая несравнимое ни с чем величие духа Сына Человеческого.
— Хорошо, — просто сказал Вечный Жид. — Технически задача решаема. Но я обязан спросить остальных. Уважаемый Заратустра…
— Восхищен позицией моего друга, — отозвался без промедления основатель зороастризма. — Сам я уже думал об этом…
— Понятно, — кивнул согласно Агасфер. — Ваше слово, Кун-фу!
Молодой китаец бесстрастно пожал плечами.
— У средневекового поэта Синь Цицзи есть соответствующие моменту строки:
— Синь Цицзи, — продолжал Конфуций, — знаменит в Китае не только как поэт. Стихами Синь Цицзи сражался с погрязшими в пороках и предательстве советниками императора, которые отдали китайский народ под иго иноземных оккупантов, а мечом действовал не менее решительно в боях с чжурчжэнями.
Синь Цицзи жил без малого тысячу лет назад, и я не знаю более достойного китайца.
— Простите, уважаемый Кун-фу, — мягко остановил соратника Агасфер. — Что вы скажете о предложении брата Иисуса?
— Поэт Синь Цицзи не был богом, но, поднимая меч против гуннов, смерти не боялся. Могу ли я нарушить традицию?
— Понятно, — произнес Фарст Кибел. — Отец Мартин?
— Согласен, — скромно ответствовал создатель протестантизма.
— Принц Сиддхартха Гаутама?
— Для себя я давно решил этот вопрос, — сказал Просветленный. — Мы и с Магометом на эту тему говорили…
— Значит, пророк Магомет…
— Без проблем, — отозвался Абу Касим. — Во все времена мы высоко чтили пророка Иссу как боговдохновенного Спасителя, величайшего из всех посланных прежде меня для исполнения Закона Божьего. Примите мою искреннюю признательность, брат Исса. Я горжусь тем, что вместе с вами участвую в благородном деле, угодном Аллаху.
— А что скажет товарищ Сталин? — спросил Фарст Кибел. — Речь не о вашем статусе, Иосиф Виссарионович. Его я изменить без Совета Зодчих не имею права. Ваше отношение к предложению Христа?
— А что товарищ Сталин? — спокойно ответил вождь, — Товарищ Сталин, как всегда, с народом, понимаешь…
VI
Подобравшаяся вовремя группа товарища Сталина состояла из него самого и Конфуция с принцем Гаутамой. Магомет с Иисусом Христом и Мартином Лютером подбирался к запутанной сети подземных ходов Кремля со стороны станции метро «Кропоткинская» и прошел уже под Ленинской Библиотекой.
— Его группу дважды, понимаешь, обстреляли, — сказал Иосиф Виссарионович. — Но пока все в порядке, потерь, слава Богу, нет.
Писатель не стал расспрашивать о том, как связывался Сталин с группой Магомета, ясное дело без Агасфера здесь не обойтись, если не считать того, что Сталин сохранял в отличие от остальных присущее его новой ипостаси совершенство.
В той части туннеля, где Сталин с Буддой и Кун-фу перестреляли засаду с гранатометами, было достаточно светло, горели желтые плафоны на подволоке, и сочинитель покосился на трупы четырех неизвестных, облаченных в черные комбинезоны и черные сплошные шапки-маски с прорезями для глаз, натянутые на мертвые теперь головы.
— Проверили, кто они? — спросил Станислав Гагарин.
— Теперь это значения не имеет, — отозвался Конфуций. — Документов в карманах у них, естественно, нет… Закончим прочесывание, уйдем отсюда — и пусть их забирают хозяева.
— То, что останется после крыс, — добавил бесстрастно Гаутама, и председатель содрогнулся.
«Не постичь мне восточного менталитета, — подумал он. — Как не принять ихней башни молчания, где живого человека привязывали к железным кольцам в камнях и ждали, когда его плоть растащут хищные грифы».
Но чувство справедливости напомнило сочинителю о страшной казни, придуманной сибиряками. Голого человека прикрепляли к дереву в болотистой тайге на съедение комарью и гнусу.
Тоже удовольствие не из числа к а й ф о в ы х. Ни хрена себе хрена, как говаривал на совместных прогулках славный Михал Михалыч Урнов, симпатичный папуля Димы Урнова, литературного критика- американиста и кучера русской тройки.
На трупы тех, кто едва не п р и г о л у б и л его с Заратустрой гранатой, Станислав Гагарин больше
