Специалистам, готовящим будущих убийц-террористов, приходится нелегко, когда они — и довольно часто — сталкиваются с подобным явлением.
В психологии его называют синдромом о ж и д а н и я.
Он срабатывает и опасно делает успех будущей операции проблематичным в тот момент, когда подготовка к террористическому акту завершена, стрелки, так сказать, расставлены, оружие изготовлено, и дело осталось за наступлением часа и к с.
Тогда и возникает проклятый синдром, который ни в какую задницу, увы, не засунешь, на непредвиденные обстоятельства не спишешь. Фактор сей никому, даже богам одолеть не удавалось, ибо с Временем не поспоришь и победить его не дано никому. За Временем можно только следовать, безропотно и смиренно.
Ждать и догонять — хреново, и трудно сказать, какое из них — первое или второе — состояние хренове?е… В погоне содержится действие, и активное при том. А вот ждать… Тут беспомощность твоя перед ликом Времени и проявляется, дружище.
И нет Времени единого, целого, монолитного, что ли… Время разлито повсюду, образуя гигантский, непостижимый разумом калейдоскоп, непрестанно меняющихся и немыслимых узоров, сплетающихся и расплетающихся ходов и переходов, чудовищный лабиринт временны?х коридоров, параллельно текущих потоков, сливающихся порою в мощный и бурный вал, разбивающийся затем на мирно журчащие ручейки, собирающие из малых струек огромные величественные озера.
Узор Времени для человеческого разумения недоступен и потому таинственно опасен для рассудка. Нельзя безнаказанно всматриваться в лик Времени, не рискуя при этом превратиться в камень.
Время вовсе не течет, как наивно полагали древние, хотя и перемещает нас, грешных, в особом, подвластном только ему пространстве, в котором оно позволяет нам существовать в разных ипостасях.
В одном ряду блаженствуем вдвоем, в другом — бросаем злые камни, а в третьем — мглистый окоем грозит сгубить разгаданною тайной…
— Ну вот еще, — сердито заявил вслух Станислав Гагарин, бросая в е ч н о е китайское перо, подаренное ему во время оно забайкальским писателем-милитаристом Аркашей Белым, и выпрямляя затекшую спину, — этого мне еще не хватало… Стихами, понимаешь, вдруг заговорил!
За окном задувала февральская метель, шкрябал лопатой по снегу дворник, стрелки морских часов — сувенир от Игоря Чеснокова — над диваном домашнего кабинета подобрались к восьми.
Было субботнее утро 27 февраля 1993 года. По времени роман «Вечный Жид» был закончен, его сюжетная струя прервалась еще во вторник, в День Советской Армии и Военно-Морского Флота, или по- теперешнему — День защитников Отечества.
Станислав Гагарин в тот памятный день окончания операции «Most» и последнюю главу изладил, а вот события, которые предшествовали сему, записать не успел.
События случились чересчур бурные, и, принимая в них активное участие, писатель попросту не успел перенести произошедшее на бумагу.
В последнее время он читал перед сном «Письмена Бога» аргентинца Борхеса и с удивлением узнавал, что Хорхе Луиса волновали те же проблемы, что и русского писателя из Подмосковья.
Станислав Гагарин собирался сравнить Время с раскидистой кроной вселенского древа, где можно одному существу усесться подобно птицам сразу на разных ветках, не касающихся друг друга, и Хорхе Луис Борхес утверждал: канва времён, которые сближаются, ветвятся, перекрещиваются или, наоборот, век за веком так и не перекрещиваются, заключает в себе мыслимые и немыслимые возможности человека.
Сегодня Станислав Гагарин писал с шести утра и чувствовал: пора бы и прерваться. Только не удержался и привел в собственном романе слова аргентинца:
«В большинстве… времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете вы, а я — нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, вы явились в мой дом; в другом — вы, проходя по саду, нашли меня мертвым; в третьем — я произношу эти же слова, но сам я — всего лишь мираж, призрак».
— Завтрак на столе, — послышался голос Веры Васильевны.
«Подымайся ты, который, увы, не призрак, — весело сказал себе Станислав Гагарин. — Хлеб насущный тебе категорически необходим».
Снять у Первого синдром о ж и д а н и я поручили С. А. Тановичу.
VII
Выход на поверхность через Зоологический музей оказался перекрытым.
Отстреливаясь от наседавших преследователей, товарищ Сталин, Конфуций, Магомет и писатель уходили в подземную бездну русской столицы.
Вечный Жид покинул их тогда же, после осушения им резервуара с серной кислотой.
— Сами отказались от помощи Агасфера, — ворчливо произнес он, прощаясь. — А вот Диму Королева от вас я заберу. Его не было в Звенигороде на Рождество, клятв и обязательств критик наш не давал, да и что я скажу его маме, если случайная пуля зацепит парнишку… И брата Иисуса захватываю с собой. Он мне потребен в небольшой операции.
И Агасфер с Христом, со злополучным Димой Королевым исчезли.
Остались в подземелье пророки, Магомет и Конфуций, пожелавшие стать простыми смертными, и вождь, которому, видимо, ничто не грозило, да Станислав Гагарин, этот не боялся, как принято говорить, ни бога, ни черта и любую опасность видел в гробу, хотя и безрассудным смельчаком не был, на рожон не лез и браваду полагал исходящей от недостаточности ума.
Но четверка поднаторевших в ратном деле человеков — сила… Да еще какая! С такими не справишься в одночасье, этих не так-то просто ухайдакать.
— Нужны варианты, понимаешь, — сказал товарищ Сталин, когда задержались перевести дух на нижнем горизонте.
Судя по пространственной ориентировке, которой ведал штурман-сочинитель, он прокладывал подземный курс, мысленно передвигаясь по поверхности Москвы, их загнали в район, расположенный под бывшим Страстным монастырем, который снесли уже после войны по с т р а? с т н о м у желанию «известинцев» убрать с их глаз о п и у м для народа.
Сейчас там высился стандартный по архитектуре кинотеатр «Россия», и Станислав Гагарин затруднялся решить для себя: кощунство ли это с надругательством наравне или продолжение традиции, некая преемственность, что ли… Ведь мир теней, особливо в телеварианте, тот еще о п и у м для народа, почище героина будет.
На протяжении участка от Манежной площади до Советской героев наших планомерно ж а л и все ниже и ниже под землю.
То приходилось им плавно спускаться на марш-другой ж и в ы м, работающим, в смысле, эскалатором, то грохотать по неподвижным ступеням, бывало — пользовались колодцами со скоб- трапом.
Под зданием Моссовета они едва не попали в ловушку, ещё чуть-чуть — и навсегда бы остались в странной камере, в которую принялся поступать газ. Спасла расторопность Абу Касима, сумевшего извлечь друзей из душегубки.
Затем наметился подъем, и когда спецгруппу вновь загнали в угол, до асфальта площади их отделяло чуть поменьше сотни метров.
Преследуемые оказались на перроне еще одной недействующей станции метро, туннель которой с обеих сторон был забран металлической решеткой.
Пророки, вождь и Станислав Гагарин достаточно ловко увертывались от автоматных очередей, ныряя в подобие ниш, в которых стояли некие скульптуры, рассмотреть их не удавалось по скудости освещения и недостатку времени.
Постепенно их вытеснили к противоположному концу перрона, за ним виднелась решетка в виде
