— Нет, ведь я же не была дома…
— Тогда отправляйтесь домой и ждите от меня вестей. Никуда не выходите. А я отправлюсь в порт, в пароходство, если надо — обращусь в прокуратуру. Необходимо, наверное, подумать и про адвоката. Возьмите себя в руки, Таня, будьте мужественны. Я уверен, что это недоразумение.
Допрос подозреваемого в убийстве старшего помощника капитана теплохода «Уральские горы» Валерия Николаевича Яковлева начался, как обычно, с вопросов, касающихся его личности.
Яковлев спокойно отвечал, иногда поглядывал на записывающего ответы Леденена, сидевшего в стороне. Вопросы задавал Бирюков. Яковлев сидел лицом к нему, но смотрел куда-то мимо, сквозь стены, не встречаясь с полковником глазами.
— Вам известно, что вы подозреваетесь в убийстве диспетчера Подпаскова? — спросил Василий Пименович.
— Да, — сказал Яковлев, — диспетчера Подпаскова убил я.
Наступила тишина.
Яковлев по-прежнему смотрел куда-то за спину полковника Бирюкова и казался спокойным. Василий Пименович рисовал фигурки на листе бумаги, а Леденев не торопясь раскрывал новую пачку сигарет, поддевая ногтем красный целлофановый хвостик. Хвостик не поддавался, ноготь майора скользил по пачке, и Юрий Алексеевич начал тихо злиться.
Полковник Бирюков вздохнул, выпрямился, перевернул испещренный рисунками лист бумаги чистой стороной и спросил:
— Вы отдаете себе отчет, Яковлев, в том, что сказали нам?
— Отдаю.
— Что ж… Тогда расскажите, как все это произошло.
По словам Валерия Николаевича, выходило, что все произошло случайно и неожиданно для него самого. Он никогда не проявлял явной ревности к своей жене, но в глубине души, как, наверное, и многие мужчины, а особенно те из них, которые часто и подолгу отлучаются из дому, допускал некоторые сомнения…
— Все-таки я старше ее на десять лет, — сказал Яковлев. — И характеры у нас разные. Таня любит шумные компании, общество, как она говорит, а мне предпочтительнее домашний уют, тишина, возможность побыть с Таней. Извините, я, наверное, не то говорю…
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Бирюков.
— Словом, я бывал с ней там, где мне не по себе… Иногда мне не нравилось, когда какой-нибудь хлюст был чересчур внимателен к жене, но неудовольствия своего я не высказывал. Не хотел выглядеть старым ревнивцем… Но видимо, какой-то червячок внутри существовал. Да… Можно мне закурить?
— Курите.
Яковлев затянулся дымом, с минуту молчал, затем продолжал снова:
— Все началось с записки. Я вошел к себе в каюту и увидел на письменном столе листок. Печатными буквами там было написано: «Яковлев! Ты — рогатый козел! Твоя жена — шлюха…» Ну и дальше в том же духе. Что она с диспетчером Подпасковым в его квартире…
— Где эта записка? — спросил Леденев.
— Тогда, в каюте, я сунул ее в карман… Потом, после всего этого, вспомнил о ней, обшарил все карманы, но не нашел. Вероятно, обронил где-то…
— Жаль, Яковлев, жаль, — сказал полковник. — Эта записка сейчас была бы как нельзя кстати.
— Какое это имеет значение? — возразил старпом. — Разве я отрицаю свою вину?
— Так-то оно так… Но продолжайте.
— Прочитав записку, я потерял самообладание, будто шарахнули чем по голове.
— И вы ни на миг не усомнились в истинности сообщенного вам? — спросил Леденев.
Яковлев опустил голову:
— Я понимаю ваш вопрос… Потом… Уже после случившегося, когда остыл маленько, тогда думал… Думал, что могли ведь и наплести на Таню…
Старпом поднял голову и посмотрел на Юрия Алексеевича, затем перевел взгляд на Бирюкова.
— Но ведь я видел, как она распивала шампанское с этим типом! — выкрикнул он.
— Успокойтесь! — сказал полковник Бирюков. — Продолжайте рассказ и старайтесь не пропустить подробностей.
— Ну, я, значит, выбежал на причал и направился к проходной, чтобы их… проверить…
— Вы знали, где живет Подпасков?
— Знал.
— Откуда?
— В позапрошлый приход я поздно уходил с судна, уже после часу ночи. В диспетчерской порта мне дали дежурную машину и попросили заехать к Подпаскову, чтобы передать записку. Я знал, где он живет…
— А до этого вы были знакомы?
— Конечно. Он закреплен за нашим судном и по приходе «Уральских гор» всегда бывает на борту.
— Какие у вас были отношения с диспетчером Подпасковым? — спросил Юрий Алексеевич.
— Нормальные отношения. Дело он знал, работал четко…
— Хорошо. Значит, вы отправились к нему на квартиру, — уточнил Василий Пименович. — В котором часу это было?
— Около восемнадцати часов. У проходной я схватил такси и поехал прямо туда…
— У вас были какие-то определенные намерения?
— Не знаю… Кажется, нет. Мне надо было самому во всем убедиться… Я поднялся по лестнице. Рванул дверь, но она была заперта. Позвонил. Открыл Подпасков. Мне показалось, что он удивился моему появлению, но отступил в сторону, приглашая войти.
— Удивился или испугался? — задал вопрос Василий Пименович.
— Нет, испуганным я бы его не назвал. Потом я задумывался над этим, и меня смущала его готовность, с которой он приглашал меня войти.
— Вы хотите сказать, что застигнутые врасплох любовники так себя не ведут? — спросил Леденев.
— Да, именно это я хотел сказать… В комнате Подпаскова я увидел Таню. Она держала в руках бокал. На столе стояла открытая бутылка шампанского и второй бокал. Увидев меня, Таня побледнела… Я велел ей тотчас уходить. И она вышла. Мы остались с Подпасковым вдвоем. Я хотел показать ему записку и потребовать объяснений. Но он меня опередил. Он сказал… Лучше б ему не произносить этих слов…
Яковлев замолчал и потянулся за сигаретой. Василий Пименович и Леденев ждали, когда он закурит.
— И что он оказал?
— Он сказал мне: «Что ты бегаешь, чиф, за своей бабой, как ошпаренный пес? Это такая порода: захочет, так у тебя на глазах отдастся кому угодно… Садись, выпьем лучше».
Старпом глубоко затянулся, потом еще и еще… Тщательно загасил в пепельнице сигарету.
— Если б он не сказал этого, возможно, все бы обошлось. Но от этих слов разум мой снова помутился. Я ударил Подпаскова…
— Чем ударили?
Яковлев удивленно глянул на Бирюкова:
— Как «чем»? Кулаком.
Он сжал пальцы правой руки в кулак.
— Вот этим, — сказал старпом.
Бирюков и майор переглянулись.
— Да-а, — протянул полковник. — И что же вы, хотите всерьез уверить нас, что отправили Подпаскова на тот свет кулаком? Кулак, правда, у вас приличный… И все же…
— Нет, конечно! — ответил Яковлев. — Кулаком, наверное, не убьешь. Но двинул я его крепко, и он,
