— Мы удобрения для колхоза собираем...
Так началась операция «Баян», уже на другой день утратившая для жителей Гжатска всю свою таинственность. Со временем хозяйки привыкли с вечера оставлять полные ведра золы на улице, у крыльца, и даже сердились, если ребята почему-то вовремя не опоражнивали их.
Длилась эта пионерская операция с середины зимы до самой посевной.
Осенью — ребята учились уже в шестом классе — в школу нагрянула делегация из колхоза. Горнист протрубил сбор пионерской дружины, и вожатая предоставила слово колхозному председателю.
— Дорогие мальчики и девочки,— начал он.— Могу отрапортовать: урожай в этом году мы вырастили неплохой, можно даже сказать, очень хороший вырастили урожай. В каждом колосе, который созрел на наших полях, есть и капля вашего труда. Вы помните, конечно, что за хорошую работу мы обещали наградить вас музыкальным инструментом— баяном. Но...
Он остановился перевести дыхание. Ребята замерли. Неужто случилось что-то такое непредвиденное, и баян — мечта всей школьной самодеятельности — уплывает из рук? Вот тебе и слово- олово...
Председатель лукаво улыбнулся стоявшему рядом бухгалтеру:
— ...Но вот подсчитали мы предварительные доходы и решили единогласно на заседании правления увеличить премию. Очень уж вы правильные ребята. Кроме баяна доставили мы вам сюда дополнительную гитару и балалайку. Играйте на здоровье! И...
Дружное «ура» заглушило и последние слова в речи председателя, и торжественный туш, исполняемый школьным духовым оркестром.
Бухгалтер подвинул ведомость вожатой:
— Распишитесь в получении. Операция закончилась вашей победой.
Проиграл!..
Сделав уроки, Юра сложил в свою полевую сумку учебники и тетради, натянул старенький, вязанный мамой свитер и полез на печку.
— А где мои валенки? — прозвучало вскоре оттуда.
Вопрос буквально повис в воздухе: никто не знал, где его валенки.
Юра заволновался:
— Куда же они пропали? Я же их сушить на печку поставил.
Мы с мамой включились в поиски, заглянули под стол, под койки, вышли в сени, но валяные Юркины сапоги точно испарились.
— У нас же хоккей сегодня, с шестым классом сражаемся.
— Ну, не сходишь разок,— сказала мама.— Не велика беда.
— Да, не сходишь. Ребята придут, а капитана нет. Скажут, что струсил.
В эту критическую минуту с улицы прибежал Борис. Юра тигром бросился на него, но, увы, на Борькиных ногах были его собственные сапоги.
— А я знаю, где твои,— хитро улыбнулся Борька.— Только не скажу.
— Получишь!
Борька не выдержал:
— Папа их спрятал, только не знаю куда. Говорит, что на тебя обуви не напасешься, все коньками протираешь. Говорит, что тебе железные сапоги изобрести нужно.
Тик-так, тик-так,— выстукивали ходики на стене, неумолимо приближая час вечного и несмываемого позора капитана хоккеистов пятого «А» класса.
— Валя!..
Я с грустью посмотрел на свои новые, два дня назад купленные на рынке чесанки, вспомнил, сколько заплатить пришлось за них, представил, как крест-накрест перережут их белые верха туго затянутые веревки, и дипломатично, но решительно отказал:
— Они тебе велики, Юрка. Утонешь ты в них.
— Валя, голубчик, я тебе свой перочинный нож отдам?
Это была великая жертва с его стороны: новехонький нож со множеством лезвий, предмет зависти всех его товарищей в классе. Нет, принять эту жертву я не мог, но сердце мое дрогнуло:
— Ладно, надевай.
— Вот и не утонул, в самый раз почти.
...Часа через два Юра вернулся домой в самом мрачном настроении. Молча сел ужинать.
— Продули?
— Из-за меня. А все вот они виноваты.
Юра с недовольным видом показал на мои чесанки. Они стояли у печки, надломленные в голенищах, истерзанные веревками.
— Конечно, виноваты. Им и досталось поделом. Так, что ли?
— А то не так! Вылетел я из них, а шайба мимо ворот...
И он уткнулся в тарелку, давая понять, что разговор окончен.
Пришел с работы отец.
Юра — спокойствие понемногу вернулось к нему — сидел за столом, читал книгу. Потом, как бы невзначай оторвавшись от нее, поинтересовался.
— Любопытно, в чем я завтра в школу пойду? Босиком, что ли...
Отца не так-то просто пронять.
— По мне, хоть босиком. Я не миллионер, чтобы за зиму по две пары валенок тебе покупать.
Нагнулся к подпечку — и как это мы не догадались туда заглянуть? — вытащил разбитые Юркины валенки.
— Вот в них, в дырявых, и пойдешь. Хотел подшить сегодня, да не успел. А коньки твои, запомни, я выброшу.
...Свет тревожил меня, мешал спать. Я посмотрел на ходики: второй час ночи. Все спят, и кто-то забыл погасить на кухне лампу.
Поднялся с койки, прошел на кухню. Сгорбясь, в майке и трусах сидел на табуретке Юра. На его коленях, прикрытых отцовским фартуком, лежал валенок. В одной руке он держал шило, в другой — иглу с продетой в нее дратвой. Раскроенное на куски, лежало на другом табурете голенище старого хромового сапога.
— Ты чего не ложишься?
— Да вот, мастерю. Завтра ведь отыгрываться надо. Ничего получается?
Один валенок был уже обшит. Я поднял его с полу, повертел в руках.
— В самом деле ничего. Как у заправского мастера.
— Хочешь, я и твои обошью?
А утром отец оценил его работу на пятерку с плюсом и, скрывая довольную улыбку, разрешил:
— Раз такое дело — катайся. Чего уж там...
В спортивных своих увлечениях Юра удержу не знал, играл азартно, самозабвенно. Занимался футболом, волейболом, плаванием. Да чем только не занимался!.. Уцелела и теперь широко известна такая, к примеру, фотография: Юра — тугой мяч под сгибом руки, невысокий в соседстве с рослыми ребятами — стоит во главе команды баскетболистов. Снимок, помеченный 1954 годом, относится к саратовскому периоду в жизни брата, к тому времени, когда учился он в индустриальном техникуме. Позднее, в Звездном, Юра «заразился» бадминтоном, и, думается, с его легкой руки бадминтон в последние годы стал очень популярен у нас. Объяснение этой популярности найти нетрудно: сразу после Юриного полета на «Востоке» многие газеты поместили фотоснимки: Юра на корте, в поднятой руке — ракетка. Тут же приводились его слова о том, что бадминтон дает всестороннюю нагрузку на организм...
