спросил Македонского, кто этот человек.
— Князь Олег, — шепнул мне Саша.
Веселый ужас охватил меня. Как мне всегда хотелось встретиться именно с ним! Я ведь даже роман задумывал о легендарном Олеге…
— Тот самый? — на всякий случай переспросил Станислав Гагарин.
Александр Македонский, внимательно слушая доклад товарища Сталина о текущем моменте, подтверждающе кивнул.
— Слово и Дело! — сказал великий полководец. — Логос и Эргос…
Собственно говоря, Александр Македонский был в первую очередь не только завоевателем, а строителем нового государства, как Гитлер, Бонапарт, Сталин и остальные, кроме разве что Суворова, сидевшего сейчас вместе с ними за овальным столом малого конференц-зала.
Отец народов рассказал нам про обстановку в стране, о том, что Гражданскую войну сдержать не удалось, вспыхивают реальные обширные очаги боевых действий, а новые могут возникнуть в любом месте шестой части планеты, и не только на этой части.
— Зодчие Мира обеспокоены тем, что пламя войны из России перекинется на другие континенты, — сказал Иосиф Виссарионович. — Конечно, у них есть альтернативное решение, но у богов собственная психология, решения Зодчих Мира непредсказуемы даже для нас, их посланцев.
Поговорили о роли оппозиции в новых условиях. Товарищ Сталин отметил, что нерешительность левых, пустозвонство и шатание политического центра привели к тому, что социальная база сил, противодействующих оккупационному режиму поимевших власть «демократов», настолько узка, что не хватит места пяткой для прыжка опереться…
— Две роковых ошибки у тех, кто затеял вернуть власть русскому народу, — заметил Адольф Гитлер. — До сих пор у оппозиции нет лидера, нет вождя… У противников хоть и плохонький, искусственно созданный, надутый, как лягушка, которая вздумала состязаться с волом, но был. Сейчас его престиж упал почти до нуля, но очки, которые «демократы» набрали с ним вместе, еще не растрачены до конца.
А у оппонентов нет никого.
Каждый по отдельности взятый лидер более или менее хорош, мог бы сплотить нацию. Но беда в том, что их жутко много… Руцкой и Бабурин, Хасбулатов и Вольский, Константинов и Стерлигов, Зюганов и Павлов. Народ попросту запутался в именах!
— Боятся, что ежели появится один, на него обрушится «демократическая» пресса, а из ящика выльют ушат, помоев, — осторожно заметил я, сообразивший, что хотя Папа Стив и из Этого Мира, на роль полководца ему не потянуть, а вот в шкуре советника по идеологии пощеголять может…
Впрочем, и по части идеологии существа, сидевшие рядом со мною доками были, как говорится, на ять. Но местный, современный колорит Папа Стив мог учитывать профессионально.
— Волков бояться — в лес не ходить! — отрезал Адольф Алоисович. — Трусливый лидер изначально не может быть вождем!
— Это так, — наклонил голову Сталин. — Когда объявляешь себя вождем, надо заранее примириться с тем, что голова твоя, понимаешь, может оказаться на плахе…
— И еще, — сказал Гитлер. — Если уж мы участвуем в борьбе, надо чётко уяснить себе и довести до лидеров тех сил, которым мы помогаем, что подавляющему большинству русского народа уже давно успело надоесть состояние вечной тревоги.
Народ готов к борьбе! Ему нужен лишь вождь, готовый позвать на борьбу и указать цель, на которую должны быть направлены имеющиеся в распоряжении народа средства.
Но искусство истинно великого народного вождя вообще во все времена заключается прежде всего в том, чтобы не дробить внимание народа, а концентрировать его всегда против одного, единственного противника.
Русская патриотическая пресса указывает народу на десяток противников сразу. Здесь и компрадорская буржуазия, хотя девять из десяти россиян не знают значения слова «компрадор», и доморощенная мафия, и Международный валютный фонд, и продажное министерство иностранных дел, и генералы-спекулянты, жалкие лавочники-кровососы из комков, коррумпированные министры, телевизионные желто-голубые потаскушки, ЦРУ с Моссадом и Интеллидженс Сервис… Бог мой! Целый легион врагов!
«Конечно же, Гитлер прав, — подумал Станислав Гагарин. — Народ запутался, растерян, не знает от кого ему отмахиваться, кого брать на вилы, кому подпустить «красного петуха», кого вздернуть на фонари… Точно указать мишени — вот что!»
Адольф Алоисович, тем временем, продолжал:
— Чем более сконцентрирована, сосредоточена будет воля народа к борьбе за одну единую цель, тем более будет притягательным данное движение и тем больше будет размах борьбы.
Гениальный вождь сумеет показать народу даже разных противников, выстроив их на линии, как одного, подчеркиваю — одного! — врага.
Когда народ видит себя окруженным различными врагами, то для более слабых и нестойких личностей, незакаленных характеров это дает повод к сомнению и колебаниям, люди перестают верить в правоту собственного дела.
Как только привыкшая к колебаниям масса увидит себя в состоянии борьбы со многими противниками, в ней тотчас же возьмут верх «объективные» настроения. Тогда у нации возникает вопрос: может ли быть, чтобы все остальные оказались неправы и только ее собственный народ или ее собственные, в данном случае патриотические, движения были бы правы?
Это и наблюдаем мы нынче на политической арене в России.
«Неужели этого не понимают оппозиционные вожди? — подумал я. — Тот же Зюганов или Бабурин, которые производят впечатление интеллектуальных парней… Ведь если это известно мне, писателю средней руки, почему подобного не подозревают политолог Зюганов и юрист Бабурин?»
— Сомнение в собственной правоте, а такое сомнение неизбежно, если вокруг мельтешат многоликие ломехузы, парализует собственные силы, — продолжал бывший генсек национал- социалистической рабочей партии Германии. — Необходимо взять за одну скобку всех противников, хотя бы они и сильно отличались друг от друга! Тогда получится, что масса твоих собственных сторонников будет чувствовать себя противостоящей одному единственному противнику. Это укрепляет веру в правоту и увеличивает озлобление против тех, кто нападает на святое дело.
Адольф Гитлер сделал многозначительную паузу, улыбнулся, посмотрел на Иосифа Виссарионовича и сказал:
— А лучше всего персонифицировать врага, сосредоточить на одной личности, как блестяще сделал это мой друг Иосиф, когда я роковым образом развязал войну против Великого Союза арийских народов. Советские люди знали только одного врага — фюрера, Адольфа Гитлера. Вся огромная страна воевала против меня лично — и победила. Как бывший противник партайгеноссе Сталина я отдаю должное блестяще примененному им приёму.
И Гитлер церемонно склонил голову перед Вождем всех времен и народов.
— Ладно тебе, Адольф, насмешливо проворчал Иосиф Виссарионович. — Уймись! Не можешь ты без театральности, понимаешь… Твой доктор Геббельс, мой тезка, был достойным пропагандистским противником. Нам ли с тобой, давно ушедшим в Мир Иной, делить сомнительные лавры?! Предлагаю познакомить лидеров — противников временного оккупационного режима — с нашими соображениями. Кто возьмется за эту миссию?
Взгляды великих полководцев обратились ко мне.
Труп разместился поперек ступеней эскалатора на правой стороне. Именно потому коротавшая последний час необременительной, но тягомотной вахты контролер Роза Степанова не видела мертвеца до тех пор, пока бездыханное тело не выехало ногами вперед подле стеклянной будки.
Остолбеневшая Роза Степанова рефлекторно, заученным движением остановила эскалатор и только затем закричала дурным голосом.
