Красным пламенем осветив Человечье черное дело И скорбных мечтаний взрыв. ***
Если бы ангелы в небе были, Неужели б они В трубы свои не трубили, Не зажигали огни, Кликами не собирали ратей, Чтобы броситься, крыльями трепеща, В этот дом, где как в кратере Плавит, зажав в клещах, Души и жизни — Страх? Расплавленное течет, пузырясь, По круглой земле. Если бы ангелы были, Зажмурились бы они — Не глядеть, Как по земле щербатой Из человечьей лавы Лопатой Строится пористый ком, Катить по земле щербатой. * Зеки были лишены права писать и читать книги. Единственной формой передачи пережитого были стихи, которые передавались изустно. (Примечание автора)
А тот, на огромном плакате, Смотрит кошачьим зрачком, Как струится Человеческой лавы поток. Ангелы, может, могли бы молиться. Мы — лишь сжимаем висок. Шпалерная. 1937 ***
Лежу я, глаза закрыв, Стук колес бесконечен и мерен... Может быть, ты и жив? Может быть — не расстрелян? В дожде паровозный гудок И уходят леса Сибири. Мир в крови, как в реке, намок, Поток — разливается шире... Из пены торчат суки Разрушенных существований. Как тигр, обнаживший клыки, Лижет реку Неведомое Сознанье. И поезд уходит, дрожа, Под тяжестью нашей обиды. Может быть, не был курок нажат? Может — ты дышишь и видишь? ***
Ветер — тонким песьим воем Завывает за горой Взвод стрелков проходит строем. Ночь. Бараки. Часовой. Это — мне, а что с тобою? Серый каменный мешок? Или ты прикрыл рукою Пулей раненный висок? Магадан. Осень 1937 ***
Был он высокий и стройный, С гибкой походкой упругой. Мог он спокойно, Коню подтянув подпругу, В седле наклоняться, с размаху С земли поднимая папаху, И под черными усами Пробегало точно пламя — Блеск насмешливой улыбки. А теперь — бредет не шибко, В черном порванном бушлате, Добывать в земле богатой Пламя золота чужого... Он с утра стоит, готовый В снег упасть от истощенья... И дрожат руки движенья
