имама, о порядках в России и о многом другом.
Хаджио знал русский язык, настроен был миролюбиво, и поэтому областное начальство решило использовать его авторитет на службе царю. Бывшего казначея имама назначили ункратлинским наибом. В 1871 году там началось восстание. По одной из версий, тогда в перестрелке погиб и бывший казначей. Останки его перевезли в Карату и похоронили в верхней части аульского кладбища, недалеко от могилы сына Шамиля — Джамалутдина.
НАИБЫ
В низамах Шамиля имеется раздел «Положение о наибах», состоящий из 14 глав. Главы очень сжаты, и полный их текст займет не более 3–х — 4–х машинописных страниц. Зато их содержание дает исчерпывающий ответ на вопрос о правах и обязанностях наибов.
Первая глава требует от наиба буквально следующее: «Должно быть исполнено приказание имама, все равно, будет ли оно выражено словесно или письменно, или другими какими?либо знаками; будет ли оно согласно с мыслями получившего приказание или несогласно, или даже в том случае, если бы исполнитель считал себя умнее, воздержаннее и религиознее имама»[27].
Во второй главе говорится, что «на войну или на работу» надо идти «без лицемерия». Когда в чьем?либо наибстве произойдет несчастье, «прочие наибы должны спешить на помощь… без промедления», — гласит третья глава. «Не должно наговаривать (одному наибу на другого) перед имамом, хотя бы они знали друг о друге в действительности предосудительные поступки», — указывает пятая глава. «Относительно охранения страны своей и границ, — записано в следующей главе, — нужно быть всегда начеку, днем и ночью».
Седьмая глава требует удерживать себя и подчиненных своих от взяточничества. В десятой говорится, что при отступлении в бою наибам нужно не бежать в беспорядке, не оставлять позади себя имама, а «напротив, они должны окружить его и не делать без него ни одного шагу…»
Одиннадцатая глава категорически запрещает грабить жителей населенных пунктов, куда прибывают войска наибов. Запрещая открывать секреты государства другим наибам, семье, братьям, тринадцатая глава заключает: «Когда будут открыты тайны, то дело дойдет до погибели».
«Положение» было оглашено в 1847 году на съезде в ауле Анди. При этом событии, обращаясь к наибам, Шамиль произнес краткую речь: «Несколько раз я видел ваше положение и испытал дела ваши, я запрещал вам и увещевал вас оставить мерзкие поступки и отвратительные происки, в которых коснеете, — и так как вы все еще не пробудились, то я пожелал издать этот низам и положить, его общим руководством между людьми»[28]. Тех наибов, которые одобрили низам, он пригласил поставить свои печати в журнале и снять копии с «Положения», хранить их и справлять свою службу в соответствии с ним.
«Если же между вами найдется такой, который не в состоянии будет перенести его (этого низама — Б. Г.) трудности, — заканчивая речь, говорил Шамиль, — тот пусть оставит свою должность и сойдет в число простонародья[29].
В своем ответе наибы выразили свое полное согласие со всеми главами «Положения», сняли копии с него, и в журнале, где рукою Шамиля изложено оно, поставили свои печати.
Должности наибов существовали еще задолго до Андийского съезда, но только на нем эти должности были законодательно определены и утверждены. В основном во главе наибств стояли храбрые и распорядительные люди. В большинстве это были выходцы из состоятельных семейств, что, конечно, неблагоприятно отражалось на подчиненных. Только Ахверды–Магома, Уллубий и еще несколько других наибов происходили из узденей и даже гулов–рабов. Наибы хорошо одевались: на правом плече носили серебряные пластинки, а пятисотенные и сотенные — медали. От имени имама они давали распоряжения, разрешали споры, собирали налоги с населения, готовили ополчения из рекрутов, чтобы защитить подчиненную им территорию от вторжения царских войск; а при надобности они обязывались со своими бойцами стать под знамя Шамиля и действовать в том районе, где приказывал имам.
Но оказалось, что не всякий сметливый и храбрый военачальник, какими были почти все наибы, может хорошо управлять народом. Кроме того, многие из них, невзирая на подписи и печати, поставленные в «Положении», стали преследовать не общенародные, а свои личные интересы. Многих из них Шамиль смещал, даже предавал смертной казни. Но и эти крайние меры не приносили пользы, так как новые наибы оказывались не лучше смещенных.
Были, разумеется, среди наибов и честно выполнявшие свои обязанности. Биографии нескольких военачальников, очень разных по уму и характеру, нам помогут в какой?то мере разобраться в той сложной обстановке, в которой Шамилю приходилось жить и работать.
Имя храбреца, военачальника Шамиля Ахверды–Магомы стало известным еще при втором имаме Дагестана — Гамзат–беке. Шамиль питал глубокие симпатии к Ахверды–Магоме и считался с его мнением.
В 1837 году предполагалась поездка Николая 1 на Кавказ. Командование решило сделать своеобразный миролюбивый жест — пригласить Шамиля к царю и уговорить прекратить борьбу. В Чиркату был отправлен «верный» человек. Микаил, так его звали, убедил Шамиля явиться к роднику на Гимринском спуске, где его с 15 солдатами будет ждать генерал Клюки фон–Клугенау.
Свидание состоялось. Противники пожали друг другу руки, сели на бурку. Узнав суть предложения, Шамиль категорически отказался видеться с царем Николаем I. «Я решил, — сказал Шамиль, — не отправляться на свидание, потому что я многократно видел от вас измену…»[30]
Убедившись в непреклонности Шамиля, генерал встал. В это время из?за скалы показался Ахверды–Магома с мюридами. Клюки фон–Клугенау встревожился, но его успокоили, сказав, что законы гостеприимства не будут нарушены. Узнав о цели свидания, Ахверды–Магома не дал Шамилю возможности пожать руку генералу. Клугенау вспылил. Произошла размолвка, чуть не закончившаяся кровопролитием. Рассердился и Шамиль, но сдержал себя, взял за руку разъяренного Ахверды–Магому и двинулся вниз по Гимринской тропе. Таким образом, переговоры ни к чему не привели.
Ахверды–Магома принимал участие в кровавых событиях на Ахульго. О том, как он очутился в крепости у Шамиля, следует сказать подробнее.
В то время когда имам укреплялся на горе, на помощь ему из Чечни с большой группой чеченцев отправился Ахверды–Магома. С наступлением ночи усталые мюриды прилегли на землю. Ахверды–Магома ходил от одной группы к другой, подбадривая новичков. После полуночи всех одолел сон, когда занялся рассвет, отряд был атакован шестью ротами Кабардинского полка. Не совсем понимая, что происходит, люди Ахверды–Магомы побежали, многие пали от штыковых ран.
Хотя они не сумели протянуть руку помощи Ахульго, но все же сослужили службу Шамилю: пока Граббе был занят чеченцами, имам совершил вылазку и разрушил часть осадных сооружений противника. Вот тогда?то один только Ахверды–Магома неведомой нам дорогой пробрался сквозь вражеские кордоны и явился к имаму. Точных сведений о его действиях на Ахульго мы не имеем. Известно только, что Ахверды– Магомз был ранен. Шамиль не оставил его с Другими защитниками, а уходя, взял с собой. Этим актом, вероятно, имам показал, что очень ценит Ахверды–Магому. Поддерживаемый товарищами, наиб прошел дорогу от Ахульго до переправы на Андийское Койсу, затем вместе с ними поднялся на Са–латавский хребет.
На дороге беглецы встретились с чиркеевцем по имени Иса–Хаджи. Он, как сообщает ал–Карахи, посадил на свою лошадь Ахверды–Магому и еще одного тяжелораненого и доставил их до места ночлега. Туда же привез чиркеевец четырех баранов и мешок пшеничной муки. За это Иса–Хаджи впоследствии был отправлен царским правительством в Сибирь.
Выздоровев, Шамиль и Ахверды–Магома вдвоем отправились на Малую Чечню, желая поднять народ на борьбу с царскими колонизаторами. Их проповеди имели большой успех. Начав поездку с 15 товарищами, они закончили ее формированием 3–х отрядов. Первым из них имам велел командовать своему другу Ахверды–Магоме. Пожалуй, с этого времени особенно ярко засиял талант этого наиба. В 1840 году Шамиль поехал на родину в поисках новых бойцов и для того, чтобы встретиться с родными, детьми,
