– В этом ты, пожалуй, права. Мне было бы забавно увидеть ее разочарование. Хотя я дал себе клятву после той страшной ночи никогда не появляться в Париже. Я не хотел появляться при дворе человека, не сумевшего раз и навсегда решить, какому Богу молиться.
Юная женщина поднялась и пересела на ручку кресла возле огня. Свою успокаивающую руку она положила на правое плечо старика.
– Не стоит в таком тоне говорить о нашем государе. Вы же знаете, что как бы вы его ни называли, но, по вашим же словам, благодаря ему в нашей стране наконец настал мир!
Де Брюн приложил ее пальцы к своим губам.
– Дитя мое! Ты хочешь защитить неразумного старика от его собственной глупости? В замке нет предателей. И все же спасибо тебе за заботу. А что ты думаешь о том, чтобы в самом деле отправиться ко двору? Ты бы желала жить в столице Франции?
Фелина отыскала взгляд де Брюна. При свете пламени на коже, обтянувшей его массивный череп, были заметны глубокие морщины и складки. Но в глазах сверкали искорки предвкушаемого удовольствия.
Она смиренно вздохнула.
– Вы шутите! Забыли, кто я?
– Знаю! – прервал ее дворянин. – Ты моя дочь, любимая всем сердцем. Не прерывай меня. Один Бог нам судья, и перед ним все люди равны!
– Перед ним, возможно, – возразила юная дама. – Но не перед вашим зятем, высокородным господином де Анделисом. Все, что сеньор когда-то потребовал от меня, он получил. Большего ему не требуется. Вы полагаете, он будет в восторге от появления при дворе фальшивой супруги?
Горький подтекст короткой речи вызвал не только любопытство, и Амори де Брюн многозначительно спросил:
– Все, дитя мое?
Фелина глухим голосом подтвердила:
– Все. А то, что его при этом не устраивало, он швырнул мне обратно, как осколки. И давайте переменим тему.
Однако престарелый господин менять тему разговора не собирался.
– Значит, тебя не привлекает возможность испортить игру такой интриганке, как Тереза д'Ароне? И ты ни разу не подумала, что могла бы в данном случае выиграть?
Фелина покинула свое место и, шурша юбками, подошла к окну. Вид растерзанного бурями пруда, который по многим причинам стал ей не безразличен, отнюдь не улучшил ее настроения. Она прислонилась лбом к драгоценному оконному стеклу.
– Выиграть? Чего я там выиграю? – спросила она мрачно.
– Господина де Анделиса, малышка! Нет, нет, дослушай меня. Я уже стар, но мои глаза еще не разучились видеть. Вы – две части одного целого. В тебе найдет он то, что моя бедная Мов не смогла ему дать. Верни свое сердце, которое он забрал с собой, или отомсти ему, захватив в плен его собственное!
Смущенная Фелина повернулась кругом на каблучке изящной кожаной туфельки и, побледнев, уставилась на Амори де Брюна.
– Не может быть! Откуда вам все известно? Умеете читать мысли?
– Я надеюсь не на слепой случай, дитя мое. Наша жизнь идет по заданному ей пути, и воля Господа была в том, что ты встретила Филиппа. Ведь ты любишь его?
В ответе не было необходимости. Стиснув сложенные на груди руки, Фелина сказала ими все. Амори де Брюн поднялся и заключил дрожащую молодую женщину в свои объятья.
– Не бойся, малышка! Все будет хорошо, обещаю тебе.
– Глупо! Да, какая жуткая глупость это дурацкое путешествие! Неужели вы не смогли образумить старика? Он принесет несчастье и себе, и вам!
Мадам Берта совсем задохнулась от длинной возмущенной тирады, произнесенной перед юной госпожой де Анделис, пока та тыкала тонкую иглу в вышивку герба де Анделис, который за многие месяцы почти не приблизился к завершению.
При всех неожиданных талантах, проявившихся у Фелины за прошедший период, таланта к швейному делу ей так же не хватало, как и таланта к игре на музыкальных инструментах. Фальшивые ноты под ее обычно ловкими пальцами походили на хаотичные стежки при вышивании.
Вздохнув, она отложила работу в сторону.
– Ты же знаешь, Берта, что я пыталась! Но мсье де Брюн упрям, как столетний осел!
Мадам Берта нашла сравнение не слишком женственным, но зато очень точным.
– Это же опасно, и потом неприлично продолжать обман даже при королевском дворе.
Не переставая возмущаться, она непроизвольно заговорила тише, как делала всегда, когда ее замечания относились к подлинной Фелине.
– Кому ты говоришь, Берта? – Фелина быстро усвоила доверительный тон, с которым Мов обращалась к своей бывшей няне. – Но ни один из этих доводов не убедил мсье де Брюна. Он полагает, что для него настало время вновь появиться при дворе. Не хочешь ли ты сама с ним побеседовать?
Мадам Берта сердито фыркнула.
– Я? Уж если вашей красоты и доброго к нему отношения не хватило, чтобы переубедить старого упрямца, мне, действительно, остается лишь молиться за вас обоих!
