Он поднялся и несколько секунд смотрел на нее, а потом быстро двинулся вдоль рядов раненых, останавливаясь возле каждого, чтобы заглянуть под повязки, проверить раны, потрогать лоб или поднять веко. Кортни шла за ним по пятам, прикидывая, сколько недочетов он сможет найти в ее работе. Ожидая его оценки, она посмотрела на группу мужчин, стараясь не выдать своей обеспокоенности тем, что они наблюдают за ней, возможно, готовые разорвать ее на куски по первому же знаку Рутгера.
Высоко над головами на гребне скал были видны караульные. Скрестив на груди руки и пристроив мушкеты в изгиб локтя, они шагали взад-вперед, ловя взглядом малейшее движение на суше и на море. Внизу несколько человек собрались у огромного железного котла, кроша в кипящую воду овощи, коренья, зелень и остатки баранины, а над ними широкими кругами кружили чайки, привлеченные запахом вареного мяса. Воздух был наполнен ароматом утренней свежести, поднимавшейся от растений. Крошечные спирали песка и золы волчками крутились от легкого ветра, который приносил на берег соленый свежий запах золотисто-серого Средиземного моря.
– Хотя мне очень не хотелось бы в этом признаваться, – выпрямившись, поворчал Мэтью, – но вы прекрасно справились сами. Единственная жалоба, которую я услышал, – это то, что вы не нашли для себя время поспать.
– Я спала несколько часов. – Кортни покраснела от неожиданной похвалы.
– Очень мало. – Мэтт поднял руку и нежно смахнул приставшие к ее щеке грубые песчинки. Свет утреннего солнца играл на ее лице, и в волосах поблескивали прожилки чистого золота. – Он, вероятно, даже не догадывается, насколько должен быть благодарен вам.
– Я не нуждаюсь в его благодарностях. – Взгляд изумрудных глаз метнулся в сторону.
– Он обладает способностью воздействовать на людей, – сказал Мэтт со слабой улыбкой и отвел от нее внимательный взгляд.
– Он абсолютно не воздействует на меня! – рассердилась Кортни, сама не понимая почему.
– Вас не волнует, что происходит с Адрианом?
– Нет, – упрямо ответила она, – не волнует. И я вовсе не желаю, чтобы его заботило то, что происходит со мной.
– И поэтому вы остались с нами? Поэтому он забрал вас с «Ястреба», рискуя собственной жизнью и жизнью своих людей? – Мэтью снова улыбнулся, заметив удивление на лице Кортни, и слегка наклонил голову. – Знаете, пойдемте со мной, расскажите мне все, если хотите. Я хороший слушатель.
– Рассказывать не о чем, – буркнула Кортни.
– Хорошо, тогда я буду рассказывать, а вы слушать. – Он направился к поблескивавшей кромке воды, и после недолгого колебания Кортни последовала за ним. – Вы, без сомнения, беспокоитесь, что ожидает вас, когда мы прибудем в Гибралтар. Не стоит. Как я уже говорил, Адриан и я единственные, кому известно, кто вы, и никто из нас не собирается докладывать об этом властям. Неужели вы и правда думаете, что мы спасли вас только для того, чтобы увидеть, как вас бросят за решетку?
– Я больше не знаю, что думать. – Кортни почувствовала, как вспыхнули ее щеки и от смущения обожгло глаза. – Все так стремительно изменилось. Я даже не знаю, хочу ли получить свободу. – Она посмотрела на морщины на лице доктора и с горечью продолжила хриплым голосом: – Вы отняли у меня все, чем я дорожила в этой жизни, все, что я могла назвать своим. Вы уничтожили мой дом, мою семью, моих друзей. Вы заставили меня оглянуться назад и признать... – Она замолчала и яростно прикусила губу.
– Заставили вас признать – что?
– Признать, что я не принадлежу к миру моего отца, но я не принадлежу и к вашему миру. Я не могу вернуться назад. И я не могу идти вперед.
– Святые небеса, вы рассуждаете, как девяностолетняя старуха, закоснелая в своих привычках и неспособная принять ничего нового. Вам же всего... шестнадцать? Семнадцать?
– Девятнадцать, – сквозь зубы процедила Кортни.
– Пусть так. Все равно вы достаточно молоды, чтобы измениться.
– Однажды я уже изменилась. Не думаю, что снова смогу это сделать. А кроме того, наряды, драгоценности и изысканные манеры не изменят того, кем я стала теперь. Они не изменят моего отношения к тому, что можно пить чай и лакомиться цветами магнолии на веранде какого-нибудь ранчо.
– Уверен, не изменят. – У Мэтью в улыбке дрогнули уголки рта. – Но по той же причине я не сомневаюсь, что этим рукам, – он взял ее изящные поцарапанные руки в свои, – предназначено быть столь же нежными, сколь искусными они были в обращении с мушкетами и кинжалами.
– Я сделала свой выбор много лет назад и не могу теперь отступить, – тихо призналась Кортни.
– За вас уже сделали выбор, – мягко поправил ее Мэтью. – И вам не нужно отступать. Просто идите вперед.
Кортни повернулась лицом к морю и принялась босыми ногами сгребать горкой сырой песок. Мэтт, молча разглядывая ее профиль и отмечая изящные линии щек, носа и шеи, вспомнил, как Адриан однажды коротко обронил: «Она заявила, что в ее жилах течет кровь французских аристократов».
– У вас во Франции остался кто-нибудь из родных? – осторожно спросил он и покраснел под уничтожающим взглядом изумрудных глаз. – Адриан что-то говорил о вашей матери, о том, что ее казнили. Я не собираюсь вмешиваться в чужие дела, но...
– Все умерли, – резко ответила она. – Замок моего деда находился под Парижем и одним из первых был разграблен благочестивыми гражданами революции.
– Но вам все же удалось бежать?
Его тон возмутил Кортни, и она с большей горячностью, чем следовало бы, пустилась в объяснения:
– Мой дед был вздорным, грубым человеком, и слуги ненавидели его. Они сами открыли ворота замка, когда из города прибыли толпы восставших. Но моя мать... она была кроткой и нежной, а ее отец обращался с ней бесчеловечно, поэтому слуги спрятали нас – маму и меня – и обманули городской комитет, убедив его,
