– Отправлюсь? – Она провела языком по губам и, с опаской пройдя мимо Шо, остановилась у занавешенной парусиной двери на балкон.
– Уверен, вас не тянет оставаться в этих краях. Я сам насмотрелся на пески и верблюдов, и мне хватит этого до конца жизни. Я подумываю начать все заново... где-нибудь. Быть может, в Карибском море или в Америке. Как сказал янки, можно сменить имена, придумать новое прошлое – кто узнает? – Гаррет замолчал, и его взгляд остановился на тускло поблескивавшем овальном медальоне в ложбиньке на ее груди. – Дункан мечтал о том же: жить в Америке королем, когда избавит землю от дерьмовых французов. А еще он мечтал, чтобы вы, настоящая леди, вернулись к жизни аристократки.
– Я никогда не просила отца о невозможном, – тихо ответила Кортни.
– Вы никогда ни о чем его не просили, и именно поэтому он хотел дать вам все. Вас ожидает богатая жизнь в Америке... в Виргинии.
– Виргиния, – прошептала Кортни и почувствовала, как слабая дрожь пробежала по ее спине. Виргиния была родиной Баллантайна. Кортни, похоже, никогда не избавится от этого янки – ни в настоящем, ни в будущем.
– Да, через Норфолк проходит много богатых торговых кораблей... – Шо нахмурился, недовольный отсутствием внимания с ее стороны. – Норфолк, верно?
– Норфолк? – Кортни смотрела на оставшуюся на столе свечу, не отрывая взгляда от ярко-желтого пламени. – Да... да, поверенный в Норфолке, но после того...
– После того?.. – Гаррет почувствовал, что нетерпение, прозвучавшее в его голосе, испугало Кортни, и, чтобы загладить оплошность, поднял кубок. – Я рад, что Дункан не был так безрассуден, чтобы планировать остаться в Норфолке на всю жизнь. Даже ему не удалось бы спрятаться навсегда на военно-морской базе янки.
– Нет, пожалуй, нет, – слабо улыбнулась она. – Но он никогда не говорил о своих планах на будущее. Только Эверар мне кое-что рассказал, и то лишь в самом конце, когда понял, что умирает. Мне кажется, он хотел убедиться, что я знаю... на случай... – Она замолчала и взглянула в темные глаза Гаррета. – В те последние несколько секунд все изменилось. Я не особенно прислушивалась к тому, что он говорил.
– Но ведь вы знаете, как заявить свои права на наследство, которое оставил вам отец?
– Я знаю имя поверенного, которого должна разыскать; знаю имя, которое должна назвать ему, чтобы... чтобы... – Она оборвала себя, а Гаррет опять улыбнулся и подошел ближе. Вокруг них было не так уж темно, но его лицо казалось скрытым маской. – Вы знали об этом? Вы знали о планах отца?
– Только то, что он сказал мне: он хочет для вас лучшей жизни, он хочет быть уверен, что вам никогда не придется сражаться и вы никогда не останетесь одна. Корт, вы знаете, что ваш отец сделал всех нас богатыми людьми? Себя, Эверара и меня. Если нет другой причины, то существует долг, который я должен ему отдать, долг, который я заплачу тем, что позабочусь, чтобы осуществились его мечты о вашем будущем. – Гаррет взял руки Кортни и нежно поднес их к губам. – Но вы прекрасно понимаете, что существуют и другие причины моей заботы о вас. Я хочу оберегать вас, хочу, чтобы вы всегда были рядом... хочу согревать вас по ночам и доставлять наслаждение.
Кортни слышала, что он говорит, но кровь, громко стучавшая в ее ушах, не позволяла ей постичь смысл его слов. Он скользил губами по бледно-голубым венам на кистях ее рук, целовал ладони, кончики пальцев.
– Если бы Дункан остался в живых и сейчас был бы на борту этого корабля, он сам благословил бы наш брак.
– Брак! – ужаснулась Кортни и, бесцеремонно выдернув свои руки из его рук, в страхе попятилась.
– Да, – усмехнулся Гаррет. – Вы думали, что никогда не услышите, как мои губы произносят это слово? Я тоже никогда не подумал бы. И откровенно говоря, я никогда не хотел, чтобы какая-нибудь женщина грела мою постель по ночам, – до недавнего момента. Вы, Корт Фарроу, единственная, кто виноват в моем превращении. Никогда не существовало женщины, способной надолго удержать меня при себе. Но пришло время покончить с играми. Я хочу, чтобы не было больше сомнений в том, кому вы принадлежите и кому принадлежит мое сердце.
– Гаррет, я... – Кортни почувствовала, как он снова взял ее за руку и легко притянул к себе, несмотря на то что она пыталась уклониться от его прикосновения. Что-то холодное металлическое коснулось кончика ее пальца и упрямо старалось проскользнуть через мешающую косточку. Когда Гаррет убрал руку, она с ужасом увидела, что он надел ей на палец кольцо. Громадный изумруд сиял в окружении бриллиантов, каждый из которых ловил свет догорающей свечи и превращал его в миллион новых крошечных источников света.
Это было кольцо, от которого наверняка растаяло бы сердце любой женщины – даже сделанной изо льда. Шо рассчитывал на него, чтобы окончательно сломить сопротивление Кортни, и оно, кажется, выполнило свою задачу. Гаррет, не спускавший с нее глаз, видел, как краска отхлынула от ее щек, а глаза стали огромными и блестящими, как этот изумруд.
Он обнял Кортни за талию и привлек к себе. Она от изумления открыла рот, когда его губы приблизились к ее губам. Она уперлась локтями ему в грудь, но оказалась бессильна оттолкнуть горячую грубую руку, которая пробиралась под сборки муслина, чтобы нагло пройтись по ее телу.
– Гаррет! – Отшатнувшись, она ужом вертелась в железном кольце его рук. – Что вы делаете?! Прекратите!
– На этот раз нет, моя маленькая колдунья. – Он хрипло засмеялся и еще крепче стиснул ее в объятиях.
От него пахло крепким вином и табаком, и Кортни закричала от гнева и отвращения, когда он своими губами, как кляпом, закрыл ей рот. Это был поцелуй не страсти, а демонстрация господства, в жадных ищущих пальцах не чувствовалось сладострастного желания, а была только грубая сила.
Кортни услышала звук рвущейся ткани и обнаружила, что ни подкладка, ни муслиновый лиф не способны устоять против натиска Гаррета. Стараясь вырваться, она молотила его по плечам, лягала ногами и коленями, но ее усилия только вызывали у него громкий смех и заставляли крепче сжимать руки, и Кортни все сильнее, до боли в спине, выгибалась назад.
Его палец сорвал последний клочок муслина, груди Кортни вырвались наружу, и розовые соски
