несколько лет назад. Поскольку с тех пор многое Ираком было наверстано, а, возможно, и превзойдено, логично было ожидать израильских контрмер, когда дело дойдет до Кувейта. Дабы отбить к ним охоту, С. Хусейн 2 апреля 1990 года в речи перед военной иракской элитой обрушился с особо резкими угрозами в адрес Израиля. Он пообещал уничтожить половину этой страны с помощью химического оружия, если она попробует совершить нападение на Ирак. Речи иракского руководителя была придана нарочито широкая огласка. Чтобы повысить действенность предупреждения, Багдад демонстративно развернул несколько ракетных установок в западной части страны, откуда ракеты могли бы достать любой город Израиля. Понятно, что израильтяне отнеслись к угрозе со всей серьезностью.
Не желая, однако, портить на этой почве отношений с ключевыми странами Запада, тем более в преддверии «разборки» с Кувейтом, Багдад сразу же предпринял следующий маневр. По просьбе С. Хусейна король Саудовской Аравии Фахд направил к нему в Багдад человека, пользующегося большим кредитом доверия на Западе – принца Бандера Ибн Султана, тогдашнего саудовского посла в Вашингтоне. Последнего иракский руководитель просил передать заверения Дж. Бушу и М. Тэтчер в том, что у него нет ни малейших намерений нападать на Израиль. Бандер это поручение выполнил (об этом он сам мне рассказывал в Москве).
Чтобы иметь свободу рук против Кувейта, Багдаду требовалось также обезопасить себя от Ирана. С ним с 1988 года действовало прекращение огня, но не было мирного договора, и обе стороны продолжали держать значительные вооруженные силы друг против друга. При этом некоторые иранские приграничные участки оставались в руках иракцев. Не выполнялись и договоренности об обмене пленными. Сохранять такую ситуацию было неразумно тем более, что доверие между Тегераном и Багдадом оставалось на нулевой отметке.
Пригрозив прилюдно в начале апреля кулаком Израилю, Багдад в том же месяце тайно протянул руку дружбы Тегерану. Там сильно удивились, получив личное послание Саддама Хусейна, адресованное президенту Ирана А. Хашеми-Рафсанджани. В нем, наряду с рассуждениями общего характера о стремлении к миру с Ираном, содержалось конкретное предложение провести ирако-иранскую встречу на высшем уровне. Иранское руководство, поразмыслив некоторое время и решив, что оно ничего не теряет, если продемонстрирует добрую волю, направило ответное послание, где высказало свои соображения относительно того, как должен развиваться переговорный процесс – начать с уровня экспертов, затем могла бы состояться встреча министров иностранных дел и уж потом только, если создадутся надлежащие предпосылки, встреча в верхах. В мае месяце от Саддама Хусейна в Тегеран пришло новое послание, открывшее путь к началу переговоров.
Обсуждая 30 мая 1990 года это развитие событий с послом Ирана в Москве Н. Хейрани-Нобари, я подтвердил нашу заинтересованность в том, чтобы отношения между Ираном и Ираком развивались по пути к миру, добрососедству и сотрудничеству. Эту линию Советский Союз последовательно проводил на протяжении всего ирано-иракского конфликта и в послевоенный период. Потом мы даже высказали готовность к тому, чтобы ирако-иранские контакты проходили на территории СССР, но предпочтение было отдано Женеве. К концу июля переговоры продвинулись уже настолько далеко, что перед Тегераном вырисовалась реальная перспектива получить от Багдада все, что требовалось – довоенные границы и возвращение домой нескольких десятков тысяч военнопленных иранцев. Захват Кувейта явился для правительства Ирана такой же неожиданностью, как и для остальных. Оно сразу же и довольно резко отреагировало протестом, но этим и ограничилось, как на то и расчитывал Багдад, затевая дипломатическую подготовку к аннексии Кувейта. Когда же Багдаду вскоре срочно потребовалось снять с линии прекращения огня с Ираном свои войска и перебросить их дальше на юг, последовало предложение от 15 августа заключить мир на устраивающих Тегеран условиях. Это и было реализовано.
Из соседей, с кем у Ирака были напряженные отношения, оставалась еще Сирия. Но ее силы и внимание были отвлечены в то время на Ливан, и к тому же неприязнь друг к другу иракского и сирийского баасистских режимов была настолько глубока, что никакие примирительные жесты со стороны Багдада не были бы приняты Дамаском, а попытки силового давления на последний также были обречены на провал. Поэтому на сирийском направлении Багдадом, насколько мне известно, ничего существенного не предпринималось в плане нейтрализации возможной реакции Хафеза Асада на предстоявшую операцию против Кувейта.
Багдад готовит почву среди арабов, и что из этого на поверку выходит
Весь докризисный период Багдад плотно работал с арабскими странами, стараясь создать надлежащую атмосферу вокруг малых стран Залива и доказывая обоснованность своих претензий к Кувейту и ОАЭ. Упор делался на то, что эти страны, якобы, «погрязли в эгоизме» и не проявляют заботы об общих арабских делах. По контрасту действия самого Ирака изображались как ставящие во главу угла именно общеарабские интересы. Этим целям служили, в том числе, и антиизраильские, а временами и антиамериканские высказывания иракского лидера. Эмиссары Багдада посетили тогда многие столицы арабского мира. В этих же целях использовались и общеарабские форумы, в том числе и созванный в Багдаде общеарабский саммит на тему об эмиграции евреев из СССР в Израиль. Предпринятая Ираком пропагандистская кампания имела известный успех. Но Багдад сильно ошибался, если предполагал, что арабский мир примет как должное его акцию против Кувейта. Здесь иракское руководство допустило сильный просчет. Прежде всего это касалось Саудовской Аравии и Египта.
Багдад делал ставку на внезапный молниеносный захват Кувейта и смену там власти. Предполагалось, что в обстановке смятения, растерянности и даже страха страны Залива предпочтут ради самосохранения пожертвовать Кувейтом, а остальные арабские страны, за отдельными исключениями, отреагируют вяло, не захотят серьезно ссориться с Ираком, будут стараться сохранить любой ценой «мир в арабском доме» и спустят в конце концов конфликт «на тормозах» в виде устраивающего Багдад «арабского решения». Поэтому-то из Багдада через короля Иордании Хусейна было уже 2 августа передано требование, чтобы арабы не вздумали критиковать действия Ирака, а воспользовались его согласием обсуждать дела тихо, по-семейному в поисках «арабского решения», но при понимании, что смена режима в Кувейте необратима. В руководстве Ирака скорее всего исходили из того, что у Саудовской Аравии, как в этом смысле ключевой, но и наиболее уязвимой страны (иракские войска как-никак уже двигались по Кувейту к ее границам) просто не найдется другого варианта действий, как смириться. В Багдаде, видимо, не допускали мысли, что славящееся консерватизмом государство, всегда отвергавшее возможность появления на его территории чужеземных войск, может посмотреть на этот вопрос по-новому.
Саудовское руководство, однако, поняло, какую опасность представляет для него самого исчезновение независимого Кувейта. «Никто в королевстве, – пишет племянник короля и сокомандующий войсками МНС Халед Ибн Султан, – не сомневался в одной простой вещи: после падения Кувейта Саудовская Аравия попадет под невыносимое давление со стороны Саддама Хусейна независимо от того, применит он против нее военную силу или нет. Уже после войны не раз цитировались слова Саддама Хусейна: «Наша огромная ошибка состояла в том, что мы не двинулись вперед, не вторглись в Саудовскую Аравию», которые ясно указывают на то, что эта мысль – пусть на заднем плане – всегда была у него в голове, и очень вероятно, что Саддам предполагал напасть на королевство на следующем этапе своей экспансии.1
Просчет относительно позиции Эр-Рияда привел к роковым последствиям для Ирака.
Неудачу потерпела и линия Багдада на то, чтобы перетянуть на свою сторону Египет или, по крайней мере, его нейтрализовать. Этой задаче придавалось очень серьезное значение. При всей раздробленности арабского мира Египет занимал в нем особое место уже в силу того, что в нем проживала примерно половина всех арабов, а Каир прочно пользовался положением главного культурного центра арабской нации. Хотя после заключения сепаратного мира с Израилем Египет оказался на какое-то время в политической изоляции, она не могла продолжаться долго, так как это не было в интересах самого арабского мира. Президент Мубарак в очень короткие сроки полностью восстановил положение своей страны среди арабских государств. Этому способствовала и его спокойная взвешенная политическая линия как внутри страны, так и в сфере внешней политики, одним из элементов которой было восстановление дружественных отношений с Советским Союзом.
Обхаживать Каир Саддам Хусейн начал примерно за год до вторжения в Кувейт. Но президент Мубарак оказался в этом смысле «крепким орешком». Он отклонил настойчивые попытки Ирака, Иордании и Йемена придать характер военного союза Совету арабского сотрудничества – организации этих четырех государств, создававшейся первоначально как сугубо экономическая. Президент Египта, как сообщала пресса, увидел в
