тут же вам и позвонил, но сам ничего не трогал, с-соображаю небось…
— Почему ножницы лежали в ведре остриём вверх?
— Не знаю, конечно, это неумно и опасно, но мало ли как бросили. Вот и грабли лежат остриём вверх. Кто-то же вечно их так оставляет.
— Погибшая жила одна? — переводя тему, спросил я.
— Нет, с падчерицей. Но два дня назад погнала девчушку из дома под зад коленом. Кажется, полдеревни слышало, как они скандалили.
Похоже, что здесь не только с виду, но и в реальности всё как в старой сказке.
— Можно об этом поподробней? — Я выпрямился, отряхнул коленки и стряхнул пыль с ладоней.
— А чё ж не можно, — пожал плечами староста. — Мадам де Грие ругалась, что девка по саду не помогает, гуляет допоздна с шантрапой всякой, домой ночевать не приходит. Ну, сами знаете, сердце материнское, в смысле мачехинское, тоже не камень. Хотя в ироническом смысле, если вы меня понимаете.
— А где сейчас эта девушка? Кстати, как её зовут? — Я всё быстро фиксировал в блокноте.
— Белоснежкой. А что тут удивительного? У нас всех падчериц только так и зовут.
— Ну, ну. — Я снова опустил глаза в блокнот, делая пометку уточнить имя девушки.
Конечно, тут было ещё несколько подозрительных моментов, но к ним вернёмся позже. Итак, что можно сказать обо всём с ходу? Значит, так, предположительно хозяйка дома наступает вот на эти грабли. Грабли, естественно, бьют её в лоб, отсюда синяк. Возможно, она опрокидывается назад и падает на садовые ножницы, торчащие из ведра для подручного садового инвентаря лезвием вверх среди лопаточек, грабелек и перчаток. Таким образом, пожилая женщина получает смертельный удар в спину или, как принято писать в протоколах, «рану, несовместимую с жизнью». Увы, бывает…
В принципе всё ясно и логично, перед нами типичный несчастный случай. Так и оформим. Я ещё раз осторожно обошёл тело, думая о кратковременности нашего бытия, и, вздохнув, захлопнул блокнот. К сожалению, все мои надежды утереть нос Жерару рассыпались как карточный домик. Дело было слишком Уж явным, такое подстроить невозможно. А вот, кстати, и медики…
У ворот просигналила подъехавшая машина «скорой помощи», вышли два санитара, ещё раз осмотрели тело и начали осторожно перекладывать его на носилки. Староста помог мне огородить место (здесь должны были ещё поработать криминалисты) и заклеить входную дверь в дом специальной полосатой лентой. Вроде теперь точно всё, можно возвращаться в участок. Однако уже по пути к калитке в мою голову стали забредать неуверенные мысли. Причём одна цеплялась за другую…
Может быть, всё-таки я недостаточно тщательно допросил этого Жюбера Зазнобра? Собственно, я и задал ему всего два-три вопроса. А ведь у него явно бандитское лицо и, судя по наколкам, солидное криминальное прошлое. Что он мог совершить? За что его посадили? Где мотал срок? Кто из авторитетов сидел вместе с ним? Почему он так стремился мне помочь? Всё это может быть очень и очень важным. Надо срочно пробить его по нашей базе данных. Бывший уголовник у мёртвого тела, каждая улика на своём месте, и всё буквально кричит о том, что это стопроцентный «несчастный случай»?!
Я сбавил шаг и неуверенно взялся за ручку дверцы патрульной машины, когда в конце улицы замаячила длинная фигура индейца на велосипеде. Вот кто мне поможет!
Мой новый коллега сразу начал с извинений:
— Я ещё мало знаю город, прости, о мой старший брат. Я спрашивал у всех, куда пошёл вождь Блестящая Бляха, но они смеялись надо мной. Наверное, никогда не видели индейца на тропе войны.
— Надо спрашивать, куда пошёл сержант Брадзинский, — с трудом сдерживая нетерпение, поправил я. — Чмунк, вы же следопыт?
— Да, меня учили читать следы с двух лет, как маленького волчонка.
— Хук! Тогда для вас здесь есть работа, пошли.
Мы вернулись во двор, пропустив на выход двух санитаров с носилками, они вынесли накрытое простынёй тело, привычно загружая его в чёрную санитарную машину. Я потащил индейца в сад. Староста ещё был там, заметив нас, он испуганно подскочил на месте. Пользуясь случаем, этот негодяй воровал луковицы цветов, выковыривая их из свежих грядок.
— Вы ещё что-то забыли? — забормотал он наглым тоном.
— Да, надо кое-что доделать. А вот вы что здесь забыли? — строго сощурился я.
— Э-э… мм… Она обещала мне луковицы тюльпанов. Они у неё всегда были самыми лучшими. Никогда не мог понять, как ей это удавалось. Может, разведённым спиртом поливала, а может, самогонкой? Ну, я вам больше не нужен, офицер, то есть офицеры? — спросил он, рассовывая по карманам луковицы, смерил Чунгачмунка недоуменным взглядом и начал боком ухрамывать к выходу.
— Подождите минуточку, месье… Зазнобр.
— А чё не так? — застыл он на месте с комическим выражением испуга на лице.
Я жестом попросил его подождать и кивнул Чмунку, который на коленях ползал по траве, что-то вынюхивая, пробуя на язык и подозрительно щурясь. Судя по лихорадочному блеску в глазах, он явно напал на след.
— Докладывай.
— Хук, — кивнул краснокожий. — Есть следы этой женщины. И этого мужчины.
Под моим строгим взглядом староста съёжился. Я блефовал, уж эти следы были отлично видны даже мне. Нужно что-то другое, хоть что-нибудь ещё, а?
— И ещё отпечатки ноги ребёнка.
— Что? — не поверил я.
— Очень толстого и тяжёлого ребёнка, — подтвердил Чунгачмунк, указывая мне на едва различимые следы широких подошв. Теперь и я их увидел — следы маленьких ног, впечатанные достаточно глубоко, а потом затёртые, словно кто-то не хотел, чтобы их увидели. Думаю, только глаз индейца и мог бы их различить, мой бы вновь проскользнул…
— Где ребёнок? — Я встал и обернулся к старосте.
— Какой ребёнок? — заметался он. — Не было у вдовы никакого ребёнка. А у меня давно дети взрослые. Кто в Парижске, кто вообще за границей живёт, и ничего, на папашу Жюбера не жалуются.
Я прервал его выразительным покашливанием и обратился к новому коллеге:
— Что такое, друг? Ты ещё что-то увидел?
Индеец медленно покачал головой, не отрывая взгляда от следов, он явно о чём-то глубоко задумался.
— Этот ребёнок то ходил, то ползал, — сказал он, но в голосе его были сомнения. Или мне показалось? Но, как бы то ни было, пока всё только ещё больше запутывалось. Кто этот ползающий ребёнок? И где его теперь искать?
— Ну хорошо, напарник, если это всё, пошли. — Я с трудом скрыл разочарование в голосе. — Надо ехать в участок писать отчёт. Велосипед складывается, сможешь уместить его в багажнике машины?
Индеец уверенно кивнул и бесшумно исчез из сада.
— А вы свободны, но пока не покидайте места жительства, ваши показания ещё могут нам понадобиться, — сказал я старосте, которому, несмотря на хромоту, понадобилось меньше минуты, чтобы удрать за забор, исчезая с поля видимости.
Ладно, мы ещё вызовем его на допрос, если, конечно, шеф позволит открыть дело. Но, шагая к калитке, я вдруг, в последний раз бросив взгляд на примятую газонную траву, где только что лежало тело, кое-что вспомнил. У несчастной был синяк на лбу от удара граблями, и что-то в этом синяке было не так… Но что конкретно?
На обратном пути в участок, неторопливо ведя авто, я поделился озадачившей меня мыслью с Чмунком.
— Не знаю, что меня тут настораживает, вроде обычный синяк. Она наступила на грабли, те ударили её в лоб, она поскользнулась на мокрой от росы траве и упала спиной на пластиковое ведёрко, в которое ранее неосмотрительно, остриями вверх, бросила садовые ножницы.
— И что не так, Блестящая Бляха?
— Не знаю. Этот синяк у неё на лбу, он был какой-то неправильный…
— Неправильный?
