Вскоре они оказались перед лицом бригадира, который сделал записи о диспозициях немецких войск, которые они могли наблюдать во время своего путешествия, а затем связался с флотским начальством.
Их итальянский хозяин обещал зарезать к ленчу цыпленка, если гости вернутся, и они испросили разрешение вернуться на ферму:
– Чтобы забрать свои вещи, сэр!
Последовал очень вкусный завтрак, несмотря на то что количество спагетти показалось на первый взгляд довольно-таки пугающим.
На следующий день они вылетели в Каир из Кастель-Бенито. Через пять довольно беспокойно проведенных дней на другом самолете они улетели на Мальту, откуда возвратились в Англию на одной из субмарин его величества.
Тем временем много всего произошло со Стевенсом и Бакстоном. Они достигли маяка у мола в 3.30 утра, пробыв в воде более пяти часов. Так как они проникли в основной бассейн, мол внутренней гавани должен был хорошо просматриваться, так же как и силуэт главной цели Ларкина. Но вход во внутреннюю гавань не был виден, и нужно было держаться курса по памяти. Для Бакстона поездка отнюдь не была удовольствием. Его костюм был порван сетеотводным тросом «Тандерболта», и при погружении он промок до нижней шерстяной одежды. Он чувствовал себя совсем продрогшим. Действие холодной воды было таким сильным, что ему трудно было удерживать мундштук и он вынужден был похлопать Стевенса по плечу и попросить его оставаться на поверхности.
Только он успел это сделать, как прямо перед ними раздалось два почти одновременных взрыва, и в свете вспышек можно было различить, что они произошли в носовой части и кормовых трюмах судна, стоявшего прямо по их курсу. Это судно находилось всего в ста пятидесяти ярдах и казалось продолжением мола. Тут Стевенс понял, что они прибыли слишком поздно, чтобы предотвратить блокирование прохода в гавань.
В связи с этим они атаковали небольшое пустое торговое судно, бывшее их второстепенной целью, и начали подыскивать место, где бы высадиться на берег. Через несколько минут они уткнулись в секцию мола и спешились. Вода доходила им почти до шеи, когда Стевенс отправил чариот в море в погружающемся состоянии.
Ясно было, что на стенку мола, возвышавшуюся на шесть футов, взобраться будет нелегко. Однако Стевенс, сняв с Бакстона дыхательный аппарат, попытался помочь ему выбраться наверх. Но Бакстон был сильно вымотан предыдущим испытанием и решил, что не может продолжать борьбу. Он спустился назад в воду, и они продолжили плыть в поисках более удобного места. Как назло, подводная часть мола была такой же крутой, как и надводная. Бакстон был без дыхательного аппарата и не мог рисковать собой, уйдя на глубину. Это был почти тупик. Они решили, что Стевенс продолжит поиски самостоятельно, а Бакстон будет удерживаться на стенке, уцепившись за край небольшой щели, чтобы его не смыло. Время от времени волны захлестывали его с головой и он глотал значительное количество соленой воды. Он чувствовал себя замерзшим и усталым и знал, что долго так не продержится. Стоя по горло в воде, одетый в скафандр и тяжелые башмаки, но не имея дыхательного аппарата, он справедливо думал, что ни один ныряльщик никогда не находился в столь бедственном положении. Его единственной надеждой было быстрое возвращение Стевенса, и он действительно успел вернуться до того, как Бакстон потерял последние силы.
Вскоре он освободился от своего скафандра и башмаков, и дальше они продолжили свой путь – один вплавь, а другой – идя по урезу воды вдоль мола к мелкому месту, располагавшемуся несколько дальше. Несколько минут спустя они выбрались наверх, хотя до этого Бакстон успел поскользнуться и свалиться в воду примерно с шестифутовой высоты, ударившись головой о камень.
Уже наполовину рассвело, когда они миновали мол и перебрались через колючую проволоку, и, только когда рассвело совсем, они поняли, что попали внутрь итальянского военного лагеря. Решив, что самое лучшее в этой ситуации – это дерзкий побег, они направились к главным воротам. Но не успели они далеко отойти, как раздался большой взрыв; казалось, что он произошел на нефтяном складе позади них. Видимо, он разбудил всех часовых, сбежавшихся в полном убеждении, что виновники саботажа – эти двое. С их стороны было несложно вызвать подозрения, поскольку Бакстон, насквозь мокрый, с серьезной кровоточащей раной на виске после падения с мола, представлял собой весьма жалкое зрелище. Стевенс начал спорить по-немецки, оба предъявили свои немецкие удостоверения, но, поскольку сержант охраны владел немецким лучше, чем Стевенс, этот маскарад длился не слишком долго.
С этого момента их путешествие повторило обычный путь военнопленных. Их понесло от форта к форту, от начальника к начальнику. Их обыскали, пытались запугать, назвав их «тайными агентами», и фактически не кормили. Первую ночь они провели на песке, скованные вместе за лодыжки, лежа, несмотря на довольно приличный холод, только на одной подстилке. Это было самой холодной ночью в жизни каждого из них, да еще с оковами на ногах, причинявшими неудобства при каждом движении.
К 4 февраля, через шестнадцать дней после того, как они оставили «Тандерболт», они добрались до тунисских доков. Вместе с восемьюдесятью другими пленными англичанами и двумястами пятьюдесятью бойцами французского иностранного легиона их втиснули в носовой трюм грузового судна. Через два дня начался кошмарный переход. Санитарные условия были ужасающими, они ограничивались двумя пятидесятигаллонными бочками из-под бензина, которые опустошались ведрами на веревках. Сквозила мысль, что это тюремное судно вполне может быть атаковано одной из своих же подводных лодок. При наличии только одного люка, ведущего из трюма на верхнюю палубу, это привело бы к полному хаосу.
Они достигли Палермо ранним утром следующего дня, но трюм не открывали до четырех часов пополудни, когда все триста тридцать пленных были выстроены на причале, подсчитаны и еще пересчитаны по крайней мере дюжину раз. Отсюда Стевенс и Бакстон были прямиком отправлены в лагерь номер 66 в Капуе. Оба они были размещены среди офицерского состава, в относительно комфортных условиях. У всех были раскладушки и простыни, и в их распоряжении регулярно был горячий душ. К сожалению, вскоре повседневная проверка званий и личных номеров вскрыла, что Бакстон находится не на своем месте. Это означало его перевод в унтер-офицерское отделение и разлуку со Стевенсом.
Последний вскоре был замешан в сложно задуманном плане побега, но, когда подготовка его близилась к завершению, его внезапно приказали перевести в лагерь номер 35 в Падуле. Он был отправлен один, без других военнопленных, но охрана не отходила от него ни на шаг, и поэтому побег из поезда был невозможен. Лагерь в Падуле располагался в бывшем монастыре, в живописной долине среди Апеннинских гор, на высоте 2000 футов над уровнем моря, со всех сторон окруженного громадами гор. В лагере содержалось около пятисот офицеров и ста пятидесяти рядовых и других чинов. За ними было закреплено поле, на котором «обитатели» лагеря могли играть в футбол, крикет или бейсбол.
В начале мая сюда прибыли Гринленд и Доу. Как только они присоединились к Стевенсу, они образовали единую «партию». Им позволили свободно общаться, почти не держа их под наблюдением, хотя Стевенса руководство по-прежнему рассматривало как диверсанта. К этому времени он уже сговаривался с двумя другими морскими офицерами относительно возможного побега. Вместе они докопались до туннеля, снабженного даже электричеством, рельсами и вентиляцией и соединенного с заброшенным коллектором, выходящим в сотне ярдов от дальней линии стен и колючей проволоки. Трое из них готовы были бежать и планировали рвануть к побережью, лежащему в двадцати милях, украсть лодку и отплыть в Северную Африку. Но старший из британских офицеров полагал, что они должны ждать дальнейшего развития событий, чтобы начать действовать только после падения Туниса. Пока они ждали, итальянцы обнаружили туннель и залили его бетоном. Через два дня наступила очередь следующего.
Не более чем через неделю после этого открытия Стевенса отправили в лагерь номер 50. Как известно, это был «опросный» лагерь в Риме, где морские офицеры проводили первые десять дней как первый этап своего пребывания в плену. Первый человек, которого он там встретил, был Бакстон. У них было мало возможности для общения, вскоре их разделили, и они провели там около десяти или одиннадцати недель, а вовсе не десять дней, как полагал Стевенс.
До того как Стевенса перевели сюда, существование Бакстона в Капуе было довольно скучным. Из-за недостатка дров в его камере вскоре возникли трудности с приготовлением чая или кофе, так что он принялся за работу, чтобы сделать электронагреватель. После того как он долго разыскивал детали, он собрал электронагреватель и начал экспериментировать, получив от самодельного аппарата немалое
