постаралась уехать как можно дальше. Ну его к черту, Валдай. Решила, раз уж забралась так далеко, все же попытаться выехать на шоссе. Ну чтобы все же не бездарно убить день. Обратно дорога наверняка будет короче.
Развернула карту, дав собачонке немного вкусностей, как-никак своим визгом сильно выручила брехолайка. А упырь наверное жрал всякую мелочь в канаве, там были небольшие лужи с зеленой тиной – лягушки должны быть, головастики. Ирина его не видела до последней секунды, когда уже кинулся заметила.
Опять вперлась в болото. Повертелась по тропинкам ( а они тут были очень негустыми, прямо можно сказать) наконец выскочила на раздолбанную и расквашенную – но определенно дорогу. Судя по громадным колеям и разгромленности окружающего пейзажа тут вырубили и вывезли лес совсем недавно. В прошлом году наверное. Даже обычные для таких голых мест с кучами веток и торчащими пнями маленькие елочки не успели появиться, земля была лысаяи замусоренная.
Мотоцикл, однако, уверенно урчал, проскакивая и громадные лужи, бодро удерживаясь на гребне между колей, промятых в земле колесищами тяжело груженых лесовозов. Ирка приободрилась, по ее расчетам еще полчаса-час и она выберется к трассе. А дороги где бревна возили старались все же мимо деревень не вести, больно уж разбивали колесища тягачей что асфальт, что проселок.
С этими мыслями Ирина бойко направила своего коня в очередную лужу. Немного великовата лужа была, но Ира посчитала, что проскочит, сегодня уже приноровилась. Что-то по-крокодильи внезапно рыпнулось под колесами мотоцикла, с хрустом ударило в мотоцикл, остановив его сразу и жестко, отчего у Ирки зубы ляскнули, ее бросило животом на руль, собачонку выкинуло из корзины, а словно уткнувшийся в стенку мотоцикл медленно с тошным хрустом стал заваливаться набок, в лужу. Ириха наверное бы устояла на ногах, да не повезло, зацепилась за что-то ботинком и, взвизгнув не хуже Сюки, шлепнулась в воду. Тут же вскочила, хватаясь за кобуру, заозиралась. Взбаламученная лужа лежала спокойно, слабое волнение на глазах утихало, только от валявшегося на боку мотоцикла шустро растекалась радужно переливающаяся пленка, затягивавшая поверхность воды.
– А чем все же Вивисектору, дважды покойному, удавалось держать своих морфов в повиновении? – спрашиваю я у задумавшейся наставницы.
– Это страшная военная тайна – невесело улыбаясь отвечает она.
– Вот прямо так?
– А как вы думали? Разумеется тайна. Большая часть работы лаборатории засекречена по- настоящему. Так что я могу дать вам необходимую информацию только в том случае, если вы подпишетесь принять участие в работе некролаборатории. И никак иначе, не обижайтесь. Тут не моя прихоть.
– Боитесь, что разболтаю? – уточняю я.
– Нет, не в этом дело. Просто есть протокол работы лаборатории. С соответствующими допусками. Работаете с нами – получаете допуск. Нет – тогда только та информация, которую разрешит выдать спецчасть.
– Ну да, ну да. Секретность ради секретности. Прямо совком повеяло. У меня отец должен был принять участие в конкурсе на проектирование ряда зданий в Ханое. А допуска у него не было. Вьетнамцы прислали карты города для привязки проекта к местности и рельефу, а ему карты выдать не могут, они секретные. Ну то-се, время потеряли прорву, наконец оформили допуск и торжественно выдали карты Ханоя.
Валентина Ивановна смотрит на меня снисходительно и только из вежливости интересуется – в чем соль рассказа?
– Да в том и соль, что карты были американские. Генштаба ЮЭсЭЙ. С грифом «топ сикрет». Надо полагать – трофейные. Вот такая вот секретность получилась. Чистый совок в худшем смысле этого слова.
– Забавная история. Ваш отец выиграл конкурс?
– Нет. Опоздал со сдачей проекта – из-за этих идиотских карт.
– Жаль. Однако вернемся к нашим баранам и морфам. Это не мое требование. Но должна заметить, что я согласна с этим подходом. И так слишком много уже вам понарассказывала.
– Знаете, меня очень беспокоит именно влезание в эти тайны. Тут легко попасть в расход. Посчитают, что слишком много знаешь – и все, пропал бесследно. Ну и зачем мне это? В конце концов наша Охотничья команда и не самая боеспособная и не самая многочисленная и вооружена не самым лучшим образом. Сколько таких команд, не считая чисто военных формирований? Да всяко не меньше сотни!
– 214. Это не считая частей и подразделений гарнизона Кронштадтской ВМБ. Видите, опять вам выдала служебную информацию.
– Премного благодарен. Но так с чего именно нашу группу напрягать?
– По целому ряду причин. Например, вы единственная группа, в которой целый врач действует.
– Ну, как-то оно звучит настораживающее – «целый врач». Мне как-то не хотелось бы становиться нецелым. Фрагментированным. И я видел, как оно бывает. Когда с грязными перчатками расстаются.
– Вы про своего недавнего сослуживца, капитана Ремера и его напарника Копылова?
– Опа! А вы что о них знаете???
– Довольно много. Возможно больше вас.
– Но… откуда?!
– Видите ли, это опять же информация не для широкого круга лиц. Но разумеется мы должны были навести справки о тех, кто уж совсем рядом с нами крутится. Да я признаться и о вас забеспокоилась. Вы человек добродушный, растяпистый, наивный. Почему бы и не подстраховать, если есть такая возможность? Так вот касаемо грязных перчаток… так поступают либо с одноразовым материалом, который больше не пригодится никогда, либо сдуру. Вот например с Ремером так поступили сдуру, если вас это интересует. Ценный человеческий материал выкинули только по глупости. А уж вас и тем более списывать нет резона. После операции что выкидывают? Одноразовые перчатки, грязные тампоны и салфетки. А вот например не то что большой ампутационный нож, но даже зажимы Кохера заботливо отмывают и стерилизуют. Так?
– Ну, так…
– Вот и смотрите. Ценный инструмент – берегут как зеницу ока. Потому что нужен, а другой такой на земле не валяется. И заменить нечем. Конечно побояться придется. Но за все платить надо, увы-увы.
Тут Кабанова глубоко вздыхает и неожиданно говорит:
– Думаете я не боялась, когда тогда, в самом начале занялась экспериментами? Да я испугалась до заикания, когда у нас в тихой поликлинике такой массакр начался. Еле водой отпоили. Домой физически не могла пойти, ноги не шли от ужаса. Вот и занялась полузабытым и знакомым делом. Чем еще в студенческом научном обществе увлекалась, на патфизиологии. Отвлеклась, да и результаты оказались интересными. Про страх и забыла, пока работала. Только этим и спаслась…
– Надо же, а я со стороны видел прям Ледяную Крепость – вспоминаю я свои безуспешные попытки уговорить Кабанову бросить возню с хомяками и бежать.
– Я ж говорю про вашу наивность – улыбается Кабанова.
Мне приходится съесть пилюлю. Хотя любой женщине хочется иногда выглядеть слабой и беззащитной, но не факт, что и впрямь все было так, как Валентина Ивановна рассказывает. Голос у нее в телефонной трубке был непререкаемым. Но отчасти она права, место под солнцем даром давалось только при социализме. Сейчас так или иначе его надо завоевывать, а мы вроде неплохо заняли эту нишу, околомедицинского снабжения. И не слишком накладно и не очень чтобы тяжело… Вон продуктовая служба Базы наверное живет не так вольно – им надо обеспечить жратвой население острова, а тут сейчас около 30 тысяч человек, да еще большие группы вне острова, а каждому человеку надо в день порядка полутора кило еды, да еще на зиму над запас создать, вот и таскают как муравьи. Я бы окуклился вот так изо дня в день вывозить склады, закладывать жратву на хранение, а они ничего, вполне довольны своей жизнью. Многим наоборот очень нравится, что нет никакого риска и их охраняют. Тут ухитрились наладить телевидение – есть в Кронштадте и своя радиотелекомпания, вот на ее базе и заработало. Электричество далеко не у всех, да и не стабильное, так развернули несколько видеосалонов, прямо как в 90 годы – только тут и просто телевизоры работают, сериалы гонят. Народ ходит…
