– Так что поволноваться придется. Оно окупается – сбивает с меня задумчивость голос Кабановой.
– Ну я заметил, что вы обрадовались, когда мы за вами заявились…
– Еще бы не обрадоваться. Обещали утром приехать четверо сотрудников. Из них одна Юля отзвонилась, плакала, укусили ее. А остальные пропали бесследно, как в воду канули. В итоге явились вы, необещавший…
– Меня Сан Саныч напряг.
– Я помню…
Помолчали.
– Так что если хотите знать больше – придется соглашаться работать совместно.
– Что-то мне говорит, что выбора у меня особого нет?
– Выбор всегда есть – пожала плечами Кабанова.
– И если я откажусь?
– То вас повесят, расстреляют и утопят без права переписки. Ну значит пойдет другая команда.
– Что-то у вас вид недовольный.
– А с чего мне быть довольной? Это же не просто акция по зачистке территории ожидается. Тут все куда запутаннее и сложнее и там нужны не просто чистильщики, там думать надо будет, по-врачебному думать. Да еще и с прикладной военно-полевой психологией, причем не только нормальной, а… как бы это сказать-то? Некропсихологией.
– Психолог я извините никакой. Кроме институтского курса – шиш с маслом.
– У вас чутье есть. И пожалуй у вас единственного был внятный взаимный контакт с Мутабором.
– А Алик? Он же с ним постоянно?
– Да. И даже в шашки играют. Но контакта нет. Онли бизнес, как говорится.
– Мне кажется вы придаете слишком много значения случайности. Да и у меня тоже только бизнес и был. Мне – спасти свою шкурку, ему – заплатить по счетам моими руками.
– Тем не менее зафиксировано, что вы с ним шутили и он реагировал на ваши шутки адекватно. Особенно ценно – он тоже шутил. То же замечено было только в разговоре с вами и с вашим командиром. Но командир Охотничьей команды погиб, так что пока только один контактер – вы.
– Ну, а вы значит и такие данные собирали?
– Некролаборатория, так уж получилось работает и на разведку и под пристальным вниманием контрразведки. Раз так сложилось, глупо было не воспользоваться возможностями той и другой службы. К тому же неизвестно, что именно окажется крайне важным в дальнейшем. Как вы понимаете мануал к Мутабору не прилагается, нам все время приходится как по минному полю ходить, идут постоянные требования, чтобы мы относились к нему именно как к морфу, но мы убедились что такое отношение моментально выбьет из него остатки человеческого, а этого категорически не хочется допускать.
– Из чистого гуманизма?
– Да при чем здесь гуманизм? -искренне удивляется начальница некролаборатории.
– Тогда что?
– Чистая наука. Такое чудо попало в руки, уникальный объект для исследований, да еще впридачу с медобразованием в прошлом. Между прочим это его тоже поддерживает – он ощущает себя тоже работающим медиком. Иногда.Но при этом он еще и морф. Да мы и десятой части не получили еще от сотрудничества, потому терять его…
– Тогда я вообще ничего не понимаю.
– Именно. Ладно, серьезный разговор будет завтра. Я хотела, чтобы вы были в курсе того, что я об этом думаю. Нам эта операция необходима. Считайте, что вы второй раз лезете меня выручать, чтобы получить еще более важные данные. То есть полезете, если согласитесь.
– Однако…
– Да, как-то так.
Мокрая и злая Ирка вылезла из оказавшейся достаточно глубокой лужи. Помогла выбраться собачонке, которая в мокром виде оказалась совсем жалкой и тощей. Выругалась и попробовала вытянуть мотоцикл. Не получилось. Поставила его вертикально, но сдвинуть с места опять не вышло. Плюнула с досады, полезла разбираться, щупая руками под водой. Под ногами пружинило, ерзало и Ирина поняла уже, что случилось – справа-слева была болотистая низина с остовами давно загнувшихся от мокроты елочек, дорога разумеется тут была все время размокшая – и даже лесовозы видно застревали, обочины тоже были раздрызганы. Ну и накидали в эту ямину всяких сучьев и веток. Вот и потревожил эту подводную свалку мотоцикл, напоролся своими важными агрегатами на торчащий сук и все, так на суке и застрял, как бабочка на булавке.
А дернулось и зашевелилось – это как раз вся эта гать потревожилась. Ирина, будучи все равно уже мокрой и грязной поводила под мутной водой руками… Да, наехала на одну ветку, та двинула как рычагом другую, поднявшую злосчастный сук навстречу мотоциклу.
Вот и напоролась как медведь на рогатину. Стянула раненый мотоцикл с сука, выкатила на сухое место. От мотоцикла еще шел пар, торчали куски грязной коры и что-то подтекало снизу, оставляя лужицы с радужными разводами. Тоскливо осмотрела мотоцикл и ясно поняла – машина накрылась. Полностью. И застряла она не пойми где.
Стало очень страшно и Ириха вслух обругала себя всяко, добавила самолетику, пожелала всякого летунам чертовым, а заодно и так, безотносительно высказалась. Стало легче, но очень ненамного.
Ноги как-то неприятно мелко дрожали. Как тершаяся тут же промокшая Сюка. Ирка села, не выбирая куда и постаралась взять себя в руки.
Если она что и знала точно, так это то, что нельзя паниковать. Паника – это гибель. Потому собраться с мыслями и успокоиться. Мысли собираться не хотели категорически и первые пришедшие в голову были банально истерическими – заехала далеко, обратно столько идти дня два надо в лучшем случае, дорога неизвестно где, да и черта лысого пройдешь – тут в лесу если кто попадется, так уже отожравшиеся на лягушках и мышах резваки… От них на мотоцикле можно было удрать, но мотоцикл вот стоит, обтекает.
Спохватилась, достала ружье, обтерла от воды. Полезла заменять возможно промокшие патроны и выругалась – когда брала патроны постаралась забрать те, которые Витя засунул подале. Теперь поняла почему – картонные гильзы на глазах разбухли. Итого остались у нее только те, пластиковые, которые были в ружье. Остальные можно смело выкинуть. Вовремя остановилась – выкинуть всегда успеет. А вот тот же порох глядишь и пригодится. Решила быстро провести инвентаризацию того, что у нее есть. Начала с оружия. Автомат-коротышка почти и не намок, поставила его поближе. Выщелкнула из пистолета обойму, положила сушиться. Ружье отложила в сторонку пока.
Нож, топорик воды не боялись, а вот одежонку надо было просушить быстро, нельзя ходить в мокром, простынешь даже на жаре. Развесила одежку по кустам, проверила харчи, подмокшими лепешками и сахаром тут же перекусила, покормив и собачонку. Как на грех начался довольно сильный дождик, пришлось выбираться из низинки и устраиваться под раскидистой елкой – как было дело учила компаньонку-соперницу. Вот и устроилась, сделав навес из старой офицерской плащ-палатки, распалив маленький, но жаркий костерочек и пристроив выжатую одежонку и берцы, так чтоб сохли, а не горели.
Штаны пришлось под дождем замыть в ближайщей лужи, чтоб снять налипшую при падении в чертову лужу грязь, дождь припустил посильнее,пришлось забираться под елку.
В сухости и уютности даже и подремала, наконец и успокоилась. В конце-концов с лесом она знакома, еда-вода есть, одета хорошо, ну а резваки… В конце концов она не безоружна, может за себя постоять. Другое дело – вопрос куда идти? То ли пешком обратно, то ли все же добраться до Московского шоссе – по всему получалось, что она совсем уже рядом с ним, где-то тут оно.
Прикинула по времени – обратно пешком до темноты не успеет точно. Обратный путь теперь доооолгий. На шоссе… На шоссе пожалуй сумеет выбраться. Если не встретит ничего этакого – от речушки до зомби. А вот что дальше на шоссе делать? Это раньше машины перли в обе стороны круглосуточно и шум транспорта она бы уже точно услышала. Теперь-то на шоссе ее никто не ждет. А если ждет – то ну его на
